Из темноты салона появляется средних лет женщина, подозрительно смотрит на меня:

– Господин?

– Везу я вас. Извозчик.

Её широкое лицо словно расправляется.

– А, понятно. Чего стали-то, господин возчик?

– Отдохнуть надо да обоз подождать.

Она высовывается в распахнутую настежь дверь, оглядывает залитые солнцем холмы, уходящие кверху.

– А долго стоять будем?

– Не знаю. Может, час, может, два. Как там успеют.

Опять хмурится:

– Был бы кто, помог бы девиц с лежанок да носилок снять. На солнышко вынести. Им бы сейчас так полегчало.

Улыбаюсь:

– Можно проще сделать. Крышу поднять.

Она недоверчиво смотрит на меня:

– Энто как?

– Просто. Сейчас сделаем.

Лезу наверх, отщёлкиваю зажимы. Всё-таки китайцы – мастера неплохие. Толкаю плоскую крышу вверх, и пневматические амортизаторы легко откидывают пластмассу на манер капота старого автомобиля. Яркий свет заливает внутренности. Девушки радуются, на их лицах появляются улыбки. Ко мне подходит Хьяма, заглядывает через плечо в салон и ахает, прикрывая рот ладонью. Молчит, потом тянет меня за рукав:

– Эрц… Папа… Это кто их так?! Звери…

– Мы их в лагере нашли. Из ямы вытащили. Это сегодня они ещё ожили. Видела бы ты их вчера… – Плотно сжимаю губы, превращая их в тонкие ниточки, вспоминая худые тела, блестящие желтизной в прорехах одежды, страшную вонь от свиного дерьма, которое просачивалось в яму, безвольно обвисшие руки, когда солдаты, с трудом сдерживая рвоту, передавали безжизненные тела наверх.

– Я понимаю – убить… Но вот так…