Я пошел в обход живого смердящего танка. Потащился, вернее. Как после марш-броска по пересеченной, километров на двадцать и в полной боевой. Не знаю, как это, но, думаю, чувство такое же. Не ноги, а две тяжеленные трубы, что приходится тащить. И в спине чего-то щелкает, и в колене хрустит. Беда-а-а… м-да.

Надо же… один на один со здоровяком, а не страшно. Совсем. Даже смеяться хочется, слово чести. Одноногий с ковыляющим играют в догонялки. Смешно вам… нельзя столько головой стукаться о твердое, вот что я вам скажу. Может, у меня там уже лобные доли в желе превратились, а гипофиз расслоился. Ну или еще чего. Истерика, вот что это, и ничего больше. Смеяться ему хочется, придурок.

Раздался совершенно немелодичный звон. Такой, знаете, как от бьющегося стекла. Даже чикиляющий за мной здоровяк удивленно хрюкнул и замер. А потом ухватил что поближе из тяжелого. Оторвал трубу, идущую вдоль конвейера. Длинную толстую стальную трубу. И что же его так встревожило, а?

А я вам скажу что. Вернее, кто. Еще вернее – крысы. Да-да, крысы, обычные крысы. Разве что с уточнением – обычные крысы Зоны. Сами понимаете, что под этим скрывается. Не было печали, черти накачали. Здрасьте, обещанные Бледом сюрпризы.

Полметра длиной без хвоста. Чуть меньше в высоту. Плюс башка, как у хорошего терьера. Длинные задние лапы и чуть короче – передние. Сраные местные рапторы новейшего парка Юрско-Зоновского мира. Ширк-ширк когтищами по бетону, только кончики хвостов виднеются из-за верстаков и шкафов, лежащих на задних стенках. А у меня один нож. А сзади прет здоровяк. Черт, лучше было бы в бою с Бледом помереть, честное слово.

Я шел вперед, к Маре. Сдаются пусть слабаки, а мы ж не из такого теста. Да, страшно. Вот теперь даже очень. Но не плакать же, не сжиматься в комочек и звать маму прогнать бабайку. Вперед, мужик, ты же сталкер. Ты, сука, круче любого техасского рейнджера, не иначе. Ну и половины «морских котиков» в придачу. Вперед…

От первой крысы, подкравшейся сбоку и совершенно не боявшейся ни меня, ни, что странно, здоровяка, мне удалось отбиться. Принять ее верещащее скользкое тело на нож, воткнув его под нижнюю челюсть, и, дав крысе погрызть никак не сдающийся щиток-наруч, резануть клинком в стороны. Несколько раз. От ее товарки отмахнулся телом, так и висевшим на моей руке. Шлепнуло знатно, крыса, заскрипев от удивления, отлетела в сторону. А вот третья скакнула чуть сзади, и ее я успел только заметить, прежде чем она приземлилась мне на загривок.

Скользкие длинные пальцы вцепились в плечи, чиркнули когтями по затылку. Мое ухо, твою мать, мое располовиненное ухо, так вкусно и привлекательно воняющее свежей кровью. Я заорал, метнувшись вбок и пытаясь ее скинуть. Трещала ткань капюшона, крыса болталась взад-вперед, но держалась. Жесткие усы-вибриссы ткнулись в шею, я ткнул в ответ ножом, наплевав на себя самого. Не вышло. Хлыст-хвост, колючий, наждаком скрипнувший по штурмовым перчаткам, оплел кисть, повел ее в сторону. Я заорал сильнее. Сзади, мерно и тяжело дыша, топал здоровяк.