Я даже не бежал. Скакал зайцем, какими-то совершенно дикими длинными прыжками. Вдох-выдох, колет в боку и горит в груди, но надо вперед. Так и несся, стараясь следить за колобком-убийцей и не споткнуться. Второй угол ничего мне не подарил. «Перекати-поле», огибая дугу после первого поворота, выровнялось и даже поднажало, как клонированный Бьёрндаллен. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от колобка не выходит. Фу-у-у-у…

Вписаться в предпоследний поворот, обегая двухэтажную коробку, получилось, лишь вцепившись в стену руками. Торчащая тонкая жесть подоконника, схваченная в попытке удержаться на чем-то скользком, хрустнула. Я выдрал ее почти наполовину, но развернулся, отчаянно скользя. И…

«Чертов кисель» таковым и является. Жидкая клейкая дрянь, вцепляющаяся в тебя и начинающая растворять. Вот только сейчас он меня спас. Если бы не безумное везение, выпавшее мне после пьяного обещания, хрен знает, вышло бы вернуться. Почему? Ну, вот так вот, и все тут.

Единственным относительно разумным свойством «киселя» является консервация. Или, вернее, заморозка. Так он прячется, когда рядом нет относительно живых и тяжелых представителей фауны. Включая крайне привлекательных «киселю» человеков. Вот по замороженной поверхности мне и выпало прокатиться. Ведь кому скажешь, не поверят. А проехался, лихо завернув за угол. Колобку, почти догнавшему меня, не повезло.