Здравствуй, моя любимая и нежная темнота.

* * *

Ночь мы провели в каком-то местном здании. Я пришел в себя быстро и через час, щедро накормленный стимулятором из аптечки, помогал Маре баррикадировать несколько окон и две двери. И все не мог понять – что ее так веселило. Но спросил про это только потом, ночью, слушая звуки Зоны за стенами и грустно доедая остатки пайка.

– М?.. – Мара непонимающе уставилась на меня.

– Ржешь, говорю, что?

– А, вон ты про что…

Вот они, женщины. Нет бы ответить боевому товарищу, а она драматическую паузу выдерживает. Кокетка с краповым беретом, етит-колотит.

– Тебе Блед ухо укоротил?

Ох как мне вздохнулось-то, а! Напомнила, блин. Весь вечер я и так, и этак трогал тугой белый кокон на голове. Воды у нас было мало, и промыли только чуть, чтобы слышать хорошо. А вот замотала Мара меня на совесть. Обезболивающее уже отпускало, но пока терпелось. Но как же жалко, а?

– Да. И съел, гнида. Мое ухо, представляешь? Я теперь буду Хэт Одноухий, повелитель Промзоны. Все надо мной станут насмехаться и постоянно будут подкладывать под дверь одно свиное ухо. И тюбик суперклея.

Мара хмыкнула. И покраснела. И странно замолчала.

– Чёй-то это ты, а?..

Она вздохнула. Глубоко, проникновенно и с душой. Думаю, вот именно так крестьяне-подпольщики молчали перед командирами наших частей, когда понимали, что немного перепутали их с немцами и засыпали сахару в бак не той машины.

– Ну, Хэт… Володь… в общем… – Она почесала нос. – Я сделала тебя симметричным. Когда стреляла в крысу. Ты уж прости.

Твою… И… В…!!! Ну как так-то, а?!

То есть теперь я стану не Хэтом, а Корноухим. Беда просто, чего уж.

А, да, совсем забыл. Вы же понимаете, что эта педантичная зараза плевать хотела на то, чтобы подобрать мой выпавший из ослабевшей руки нож, но в обязательном порядке прихватила требуемые образцы. То есть чушки. Вот такие сотрудники у чертова Маздая.

Дела прошлые-6