– Это не я сделал, а Крайт, – вполголоса произнес Рылец. Глядящие на Гильду карие глаза, опушенные длинными ресницами, своим ласковым выражением словно извинялись за свою неуклюжую грубость. И он добавил значительно громче: – Я сам почитаю ее за королеву!

– Вы уж определитесь, кто я. А то по тому, что вы мелете, выходит, что я коронованная овца, – фыркнула Гильда.

Груць делано возмутился, округлил глаза и зацокал языком:

– Хамы, мерзкие людишки! Как вы могли допустить, чтобы она подумала так! Все, братья мои, жизнь кончена! Мы обидели даму нашего сердца! Она действительно не рада нам! Остается только пойти и сдаться властям!

Внимавшие ему соратники расположились кто где. Одни сидели на коновязи, кто-то примостился на притолоке у колодца, а кое-кто на крыше собачьей будки. Все разом засмеялись, и их громкий смех рассыпался по двору подобно мелкому граду.

Ребята Груця не были полным отребьем. Наевшиеся женской ласки, ни один из них не стал бы насильно тащить Гильду куда-нибудь в угол. Вот если бы она сама выбрала кого-нибудь – другое дело. Им было интересно завоевывать ее внимание, устраивать по приезде словесные пикировки и наблюдать за ее реакцией. За шесть лет знакомства они успели узнать девушку очень хорошо.

Она никогда не лезла за словом в карман, и, что было для них интересно, – зная о том, что представляет каждый из них, она на самом деле их не боялась. Эта девушка была для них скорее забавой, одинокой душой, жаждущей актерствовать в глуши без сцены, чем объектом реальных домогательств.

Если бы она знала, что они видят в ней, – это скорее удивило бы ее, чем польстило самолюбию. Это не был способен увидеть старый Крайт, или заезжий купец, или горделивый потомок знатного рода. Для большинства это качество ничего не значило из-за того, что его невозможно было продать. А другим никогда не пришло бы в голову искать нечто подобное у прислуги постоялого двора.

Вследствие своей тотальной наивности, которую ее работодатель принимал за глупость, она была чиста. Душа, неспособная изыскать выгоду для себя, никогда не опускалась до интриг или желания предать или подставить.

Если бы Крайт узнал, сколько раз Груць и его ребята пытались выведать у девушки что-либо про него самого, он бы пошел в ближайший лесок, выбрал ветку потолще и повесился. Не рассказывала Гильда ничего и про постояльцев. В начале ее работы в «Чистом поле» она просто ненавидела группу Груця лютой ненавистью. Ей было противно все, чем они занимались, и еще более противным было то, что они видели в ней возможного информатора и соучастника.