– Я всегда беру только свое.

– А как же атташе?

– А! Забавная смесь наглости, ума и трусости, и что самое смешное – до сих пор жив.

– Ну, это не смешно, да и не совсем так. Однако, дельце-то он провернул.

– Не валяй дурака, и так – не Спиноза[19].

– Значит, твои друзья постарались?

– Кстати, о друзьях. Может, познакомишь меня со своими? Я видел, вас тут целая компания.

– А меня тебе мало?

– Не то чтобы мало, а вообще ни к чему, – Философ задрал подбородок, будто прислушиваясь к звукам наверху. – Похоже, на нашем замечательном лайнере возникли технические проблемы. Не исключено, что из-за меня, но я не нарочно.

– Привет! Можно к вам? – Ольга Стайн уже шла между столиками. При первом звуке ее голоса Штимер, сидевший спиной ко входу, быстро поднялся, пытаясь заслонить ее от Философа. И без того паршивая ситуация стремительно становилась совсем поганой.

– Уходи, – громко сказал он, не оборачиваясь.

– Это ты мне говоришь или ей? – осведомился Философ, глядя на есаула снизу вверх. – В обоих случаях – поразительная бестактность.

– Наверное, все-таки мне, – Ольга мягко положила ладонь на плечо Штимера. – Да. Тактичные люди так себя не ведут, но я хотела бы познакомиться.

Философ некоторое время молча созерцал бледного, с играющими желваками, Штимера и девушку, спокойно стоящую рядом.

– Так, так, – наконец проговорил он, – присаживайтесь, прошу. Представьте нас, господин есаул.

– Блох, – после томительной паузы процедил Штимер, – господин Блох, искусствовед.

– Стайн, журналистка, – Ольга подвинула стул и уселась, закинув ногу на ногу. – Значит, обозналась? Я-то думала: вы – Философ.

– Одно другому не мешает. Садись, есаул, и убери, будь любезен, руку от кобуры. Я читал ваши статьи, мисс Стайн – стиль пока неровный, многовато пошлых банальностей, хотя случаются и находки. К примеру, «Дятел без крышки» меня искренне порадовал.

– Значит, вы не против интервью? – Ольга старалась не смотреть в сторону Штимера. Но тому было не до обид, потому что Философ вытащил левую руку из-под стола, и она оказалась пуста, и все пальцы – на месте. «Где же подвох? – соображал Штимер, поглядывая то на безоружные руки, то на невозмутимое лицо Философа. – Не ногой же он стреляет…»

– Против. В вальсе я люблю вести сам. Вы, должно быть, хорошо танцуете и понимаете, о чем я.