– Вальс – это для древних рыцарей и благородных дев, может, что-то посовременней?

– Чем мы хуже? – Философ мельком глянул на потолок, левая рука сжалась в кулак. – Представьте: волшебный замок, музыка, свечи… Или нет, лучше не так. Скажем: странствующий маг сделал маленькую остановку на своем многотрудном пути. Он почему-то не любит, когда за ним подглядывают…

Порыв ледяного ветра, и незримая кувалда снова шарахнула есаула по лбу. Щурясь сквозь красную пелену, он видел, как то, что казалось рукой, распалось в месиво спутанных нитей, метнулось вверх…

– О-О-ОМ, ОМ, ОМ-М!!

Лицо Философа исказилось, будто из него проступила страшная, нелепая маска. Глянцевый бледно-зеленый рот растянулся в широкую щель и оттуда, из этой щели, вытекли странные колючие звуки: «Кцц-ккц… цц…» Это длилось не больше секунды – чудище сгинуло, Философ, поглаживая поверхность стола пальцами вернувшейся руки, по-прежнему снисходительно щурился на есаула:

– И вот… когда этот маг беседует с одним милым, но скучноватым господином, появляется юная фея…

– Что это?! Что, черт побери?! – вскочив со стула, Ольга озиралась то на Философа, то на россыпь черных дыр в потолке.

– …и, как положено сказочной фее, она естественна, очаровательна и склонна к простонародным выражениям, – Философ откинулся на спинку сиденья, разглядывая покрывшееся испариной лицо Штимера. – А ведь ты, есаул, что-то ощутил, да еще как! Верно? Я уже встречал тех, кто чует волшебство, только расспросить каждый раз не успевал. Скажи – это жар?.. Может быть, боль?.. Запах?.. Или что-то совсем другое?

Штимер глубоко вздохнул, не торопясь, вытер лицо платком. На сей раз он быстрее оправился после атаки – в ушах не шумело, да и муар больше не закрывал горизонт, так только, подсвечивал красными фонариками из уголков глаз.

– Конечно, воняет, – соврал он. – Ну, и зачем эти дырки?

– Это омерзительно, – прошептала Ольга и со всех сил стукнула кулаком по столу. Оттуда сразу выскочил бокал с желтым напитком. Она махом выпила половину, застыла, глядя прямо перед собой.

– Феи должны любить чудеса, – наставительно заметил Философ.

– Самому-то сильно нравится? – осведомился Штимер. – Или привык?

– Ну, чем не рыцарь? Ведь знает – не стоит меня дразнить… – Философ, криво улыбаясь, постучал по столу и перед ним тоже выскочил бокал. – Что? Хочешь поспорить с лавиной, которая уже сорвалась? Ты есаул, не представляешь, кто теперь я такой, чем плачу, и какой счет предъявлен, – Философ умолк, пригубил из бокала.

«А ведь он вымотан, – понял Штимер, и тусклый огонек надежды в его сердце чуть-чуть окреп, – очень вымотан. Ведь еле держится».