– Ты сам себе противоречишь, – заворчал Штимер, пытаясь поудобнее устроиться в мягких, но решительных манипуляторах санитара, – если все давно перекрыто, то красавец наш далеко не ушел, а если все-таки ушел, значит, и я туда добраться смогу. И потом, что толку переживать об исправности нашего замечательного люкслайнера? Ни ты, ни я его не починим.

Петр, благоразумно не вмешиваясь в диспут старших товарищей, подобрал с пола брошенный шокер, зарядил и сунул во внутренний карман. До него только сейчас стала доходить серьезность ситуации на борту. Особо сильно по этому поводу он не волновался, потому что, как подавляющее большинство сверстников, твердо знал, что не умрет, по крайней мере в обозримом будущем. И еще он верил в собственную, пусть немножко кривую удачу.

– И правда в носу чешется, – сообщил Штимер, когда санитар, продолжая шуршать чем-то внутри себя, поехал куда-то вглубь каюты, – ну и ладушки, пойду прошвырнусь, посмотрю, как там снаружи.

– Тогда уж вместе пошли, – вздохнул Биллинг, – у тебя лазерник, у меня – браслет. По крайней мере не потеряемся.

– И я с вами.

– Нет!! – хором воскликнули «старшие товарищи».

– С тобой вообще без шансов, – пояснил Штимер.

Он хотел что-то добавить, но вместо этого плюхнулся в кресло, с которого собрался было встать. Петр, от возмущения временно потерявший дар речи, только беззвучно хлопал губами. Биллинг, озабоченный мыслью, куда спрятать бластер, чтобы Петр не нашел в их отсутствие, тоже не сразу заметил, что со Штимером что-то не так. Есаул медленно, словно нехотя, достал из кобуры пистолет и уставился на входную дверь.

– А я все равно пойду, – прорвало Петра, – как вы мне запретите? Дверь запрете?!

Он драматическим жестом указал на выход, и тут выяснилось, что двери нет.

– О-ММ! – грянули невдалеке оперные голоса.

В первую секунду Петр решил, что каюта сама собой увеличилась в размере, а унылый нулевой интерьер обогатился цветной фреской на дальней стене и маленькой метелью, рассыпавшей в воздухе снеговые хлопья. Стенка, отделявшая каюту четыреста двенадцать от общего коридора Четвертого яруса, исчезла не полностью, в основном она даже более или менее уцелела, скрывшись под белым слоем изморози, но примерно треть попросту испарилась вместе с дверью. Петр, оцепенев, смотрел, как кружат в безмолвном воздухе снежинки, как струйки белого тумана начинают сочиться с глянцевых, будто срезанных большим ножом, краев пробоины, медленно уплывая в сумрак коридора. Потом совсем близко раздалось шарканье ботинок, и из-за поворота вышел Гро.