Дарк примерно в это же время выруливал на шаттле над районом пирамид и закладывал вираж над вершиной Хеопсовой каменной призмы, а народ, собравшийся послушать свист-концерт, — от такого поворота шоу отпал в экстазе, репортеры всю свою технику мигом навострили на черный диск летающей тарелки, как тут не помахать ручкой братьям по разуму с этого НЛО, люди здесь бесновались, забирались друг другу на головы, и вдруг… Художественный свист фараона стих, уже навеки, с гарантией сто тонн, и теперь воцарилась натуральная гробовая тишина, на толпу пикировал громадный и мрачный угольно-черный диск, также внезапно началась паника.

И паника еще более безжалостная, во всех проснулся дремавший внутри древний инстинкт самосохранения, и плюс дополненный современным нежеланием попадаться в качестве образца для опытов где нибудь на альфа центавре. Дикое стадо полу-древних, полу-современных людей ломанулось в стороны, затаптывая упавших и детей, с ревом ужаса наэлектризованная толпа сминала ограждения и набивалась в машины, и во все открытые забегаловки, даже телеоператоры, на что уж крутые перцы, многие слиняли с места красочных событий. Однако самые стойкие успели отснять неплохой репортаж появления НЛО во всех подробностях и во всех ракурсах, видео сразу разошлось по всем ведущим мировым информационным агенствам, и пока Дарк куролесил над Гизой, — Цой наблюдал эту катавасию по телевизору и потягивал винцо. А Дарк еще не закончил свое показательное выступление, и завис над пирамидой, которую они с Цоем только что обчистили, высыпал на нее сверху из грузового отсека каменный мусор, который трансспэйсеры извлекли из коридоров в этой же пирамиде.

Такой вот парадокс относительности, что внутри, а что снаружи, без выпивки не понять, он дал еще один прощальный круг над могилкой Хеопса и нырнул в пространственный туннель, ведущий на запасную базу — и через десять минут уже сидел рядом с Цоем и отпивал первый бокал ароматного «Шабли» — только что из французского погребка, и они вместе хохмили над египетским переполохом, что изливался с телевизионного экрана.

Самое тяжелое последствие этой операции не потери египетского музея, — там ведь даже не поняли о чем свистел фараон из под груды каменных блоков, — хотя в соответствии с приметой — свист ведет к потере денег в карманах. Самое тяжелое теперь рассовать все эти бесценные сокровища по временным базам, поскольку лаборатория была доверху завалена золотыми кубками, масками и мисками, — это целая музейная экспозиция. Часть коллекции погрузили на шаттл, и вместе с мумиями фараона и его «слуги» сплавили типа в подарок его потомку Аминохему, а уж как младшенький правитель был рад этому привалившему к нему наследству через его прилетевших «небесных» покровителей, так естественно опять все закончилось как положено, новой ночной тусовкой у оазиса с плясками и танцами живота…