– Еще как согласен, господин! Это Крысиный Вор мою крыску вульгарно присвоил – цапнул и не отдал, когда я в него крыской бросил, помните, я же много раз вам рассказывал. А вы не такой! Вы по-честному нашли, это ведь я для вас нашел, и по-честному взяли найденное в уплату! Да я и в кружку, и в тарелку наплюю тому, кто станет говорить иначе…
– Вот именно, мой незаменимый Шнырь, – благосклонно промурлыкал господин Тейзург.
Они шагали по безлюдной улице, вдоль многоэтажных домов с битой лепниной и пятнами яичных желтков с присохшими остатками скорлупы на стенах. Кое-где уже соорудили леса, но работников не видать. Шнырь сердито жмурился, когда из переулков слепило вечернее солнце: зелье зельем, но это уже чересчур! Ночь всяко лучше дня, правда же?
Когда перед ними на мостовую что-то шлепнулось, он мигом отпрыгнул назад, и господин тоже не растерялся, выставил магический щит… Но это была всего лишь роза – вялая, разлохмаченная, как будто ее вытащили из помойки.
– Эй, иди сюда, у меня для тебя кое-что есть! – донесся сверху звонкий выкрик.
Оба запрокинули головы: на лесах на уровне четвертого этажа стояла то ли девчонка разбойного вида, то ли вертлявый длинноволосый мальчишка – не разобрать, даже зоркий Шнырь не разобрал: может оказаться и так, и этак.
– Кто ты, прелестное существо? – улыбнулся господин Тейзург.
Хотя существо было вовсе не прелестным, скорее уж разбитным и нахальным. В руках ничего, но вдруг еще чем-нибудь кинет?
– Лезь сюда, не пожалеешь!
Призывно махнув рукой, она исчезла в оконном проеме (или он исчез) – только доски скрипнули да просыпалось немного штукатурного сора.
– Что ж, принимаю твое приглашение… – хмыкнул господин, его глаза азартно загорелись. И добавил вполголоса, обращаясь к спутнику: – Не сомневайся, Шнырь, я храню верность нашему Крысиному Вору, но под этим подразумевается, что я ни за что не оставлю его в покое, а вовсе не отказ от других приключений.
– Ваша правда, господин, чтоб я никогда больше никому в тарелку не плюнул, ежели в этом сомневаюсь! – с готовностью согласился гнупи.
– Идем. Я заинтригован.
Парадная дверь была заколочена, но во внутреннем дворике за аркой обнаружилась еще одна, не запертая. Из вестибюля вела наверх мраморная лестница, замусоренная шелухой семечек, щепками, клочьями войлока, разноцветными обрывками географических и астрономических карт, растоптанными лепешками жеваного табака. Попался выбитый человеческий зуб, Шнырь подобрал его и сунул в карман. На стенах желтели застарелые потеки – сразу видно, шаклемонговцы приходили, они повсюду так отмечались, и не потому, что до сортира бежать далеко, а потому что ихняя душа этого просит. В коридорах валялись поломанные стулья, словно неведомые твари, которые на последнем издыхании выползли из кабинетов, да так и умерли, угловато скрючившись на пыльном паркете.