Места уже почти не оставалось. А давление все нарастало. Латиняне и татары перемешались окончательно. Император Феодорлих и хан Огадай опирались друг на друга, как друзья-побратимы после хмельного застолья. На Тимофея навалился Бельгутай.

Князь колдовал…

Справится ли? Совладает ли на этот раз, на чужой Тропе? Ох, сомнение берет!

* * *

Тимофей снова глянул назад. Там было совсем скверно.

Пытавшихся отступить, но лишь столпившихся плотными группками ратников безжалостно давило в сужавшемся проходе. Упавшие воины не способны были встать, стоявшие не имели возможности пошевелиться.

Истонченная до толщины волоска огненная нить Тропы светила бешено, сильно – так, что резало глаз. В разноцветных ярких и пульсирующих всполохах видно было, как трескаются щиты и искореженные латы сминают податливую плоть. Беззвучный чудовищный пресс не щадил никого. Люди гибли в страшных муках и в полной тишине. Выдавленные потроха вываливались из сочленений доспехов, кровь текла рекой, не успевая впитываться в колышущуюся черноту. В крови тонули те, кто еще был жив, но уже не мог подняться на ноги. Тимофей и сам уже стоял по колено в кровавой жиже.

Тропа сжималась. Кровь поднималась до пояса.

Еще немного и в крови мертвых захлебнутся последние оставшиеся в живых.

Угрим раскинув руки с кристаллами, попытался последней волшбой раздвинуть сжимающиеся стены Тропы. Не вышло! На этот раз – нет.

Срастающиеся своды и стены выплюнули целую сеть гибких черных отростков. Полужидкая вязкая чернильная масса растеклась по граненой поверхности, замазала самоцветы, покрыла оба толстой пузырящейся коркой. Перекинулась на ладони Угрима, на предплечья, на локти…

Кристаллы влипли в Тропу, словно муха, угодившая в мед. Угрим, не желавший отпускать магические артефакты, увязал вместе с ними.

Князь-волхв стоял распятый между колышущихся стен. А стены Тропы продолжали сжиматься… Проход становился все уже, кровь, хлещущая сзади, из чудовищной давильни, где уже не оставалось живых, поднялась выше пояса. Люди, прижатые друг к другу, как стрелы в набитом перед битвой колчане, не могли ни двинуться, ни вдохнуть полной грудью.

«Конец!» – понял Тимофей. Черные отростки Тропы обвили, обволокли руки князя, почти дотянулись до груди, до горба, до головы Угрима. И…

И распались, осыпались прахом!

Пролитая кровь вскипела, брызнула в стороны, смывая с рук князя и с колдовских кристаллов остатки черной жижи.

Широкие грани самоцветов полыхнули радужным сиянием.

Что это? Какое-то особенно сильное заклятье на крови?! Тимофею вспомнилась смерть Михеля. Латинянский маг, правда, творил волшбу на своей крови. Но, наверное, и чужая тоже чего-нибудь да стоит. Даже обычная, человеческая, не пропитанная чарами кровушка…