Мельком заметив свое отражение в большом зеркале, повешенном в вестибюле (высокий лоб с залысинами, седеющие волосы, карие глаза за круглыми стеклами очков), он направился в свой кабинет. Повесив плащ на вешалку, он привычно огляделся. Ничего не изменилось – полки, заставленные папками, медицинскими картами и книгами, тяжелый письменный стол, потертое кресло, несколько стульев. Как и во всем остальном, здесь проявлялась свойственная доктору рациональность – все практично и функционально, ничего лишнего. Только яркий солнечный свет, лившийся в окно и бросавший длинные отсветы на стол, несколько оживлял эту картину. Пару секунд подумав, не задернуть ли шторы, доктор Сандерсон решил, что это не обязательно, и сел в кресло, разбавив солнечный блик на столешнице тенью собственной головы.

На сегодня было запланировано много дел, но в первую очередь – на это утро к нему записался пациент, нуждавшийся, по его словам, в немедленном осмотре. Звали его Эдвардом Ирвином, и он, судя по всему, был археологом. Что ж, археологам порой случается сталкиваться с предметами и явлениями весьма необычной природы – теми, кого сверхъестественное коснулось задолго до своего триумфального пришествия в тридцать девятом… а подчас и задолго до самого появления человечества.

Послышался краткий стук, и в приоткрытом дверном проеме показалось изможденное лицо:

– Можно?

– Проходите, присаживайтесь.

Археолог, если то был он, выглядел отнюдь не лучшим образом. Загорелое лицо выглядело осунувшимся, под глазами набрякли мешки. Каштановые волосы были растрепаны. Уголок рта подергивался, словно его сотрясал легкий нервный тик. Мужчина зашел в кабинет, прикрыв за собой дверь, и осторожно присел на стул.

– Доктор Артур Сандерсон, верно?

Доктор не стал говорить, что его имя было написано на табличке у входа в кабинет: в состоянии помраченного ума сложно обращать внимание на самые элементарные вещи, а порой можно и вовсе утратить навык чтения – вышеупомянутая Джулия Доггет была тому красноречивым примером. Поэтому он лишь кивнул:

– Да, это я. А вы, я полагаю, Эдвард Ирвин?

– Да, совершенно верно, – торопливо закивал пациент, затем широко зевнул. – Извините, что зеваю, но не спал уже двое суток.

– Вот как?

– Во сне оно хуже всего, – пояснил Эдвард, заметно вздрогнув.

– Так на что же вы все-таки жалуетесь?

– Это довольно долгая история… Полагаю, ее следует рассказать с самого начала.

II

Солнце светило вовсю. Стоял опаляющий зной, и даже прохладный ветер со стороны Мискатоника не мог исправить положение. Горячий воздух полнился одуряющими запахами цветущих трав. Не слишком-то характерная погода для конца лета, стоит признать, но всесильная природа не слишком-то интересовалась мнением людей.