Светлый фон

   - Что это у тебя, Роговцев? - спросил я, указав рукояткой пистолета на небольшой мешок, что фельдфебель держал в левой руке.

   - А этим он телегу забил. Под патроны сховал, сволочь.

   - Позволь полюбопытствовать.

   Я взял у Роговцева мешок и вывалил его содержимое прямо нам под ноги. Все вещи, высыпавшиеся из мешка, можно было охарактеризовать одним словом - барахло. Или трофеи, если выразиться мягче. Настенные часы, украшенные затейливой резьбой, позолоченные кочерги, какая-то домашняя утварь, и всё в том же духе.

   - И таких пять мешков, - сказал Роговцев. - Да два кошеля с деньгами.

   - На кошели наплевать, - отмахнулся я. - Бог создал каптенармусов, чтобы было кому в армии воровать. А вот за недостаток патронов он мне ответит.

   - Не погуби, вашбродь! - взмолился каптенармус. - У меня в Полоцке жена, детки малые. Трое.

   - Выдайте ему мушкет, - приказал я. - Роговцев, поставь его в шеренгу. И следи, только дёрнется, чтобы побежать, повесить его.

   - Вашбродь! - взвыл каптенармус. - Вашбродь! Не губите! Дети у меня! Жена!

   - Ты, видимо, не понял, - тяжко вздохнул я. - Британцы нам вот этого, - я взял с земли несколько сплющенных мушкетных пуль из шрапнельного снаряда, - никогда не простят. И если они прорвутся сюда, все мы примем смерть лютую. Лучше всем нам погибнуть в этой перестрелке. Вот потому ты сейчас встанешь в шеренгу, и будешь стрелять и Бога молить о том, чтобы тебя британская пуля нашла. В тылу от тебя толку всё равно никакого нет.

   - Вашбродь! - заорал каптенармус.

   - Роговцев, увести, - приказал я, возвращаясь к зарядке пистолета.

   Тыловик продолжал кричать, когда Роговцев тащил его к шеренге и совал в руки мушкет.

   Я выстрелил, сделал торопливый глоток из фляжки и сунул руку в лядунку, пальцы нащупали последний патрон. Обернулся к Кмиту, но тот уже спрятал "Гастинн-Ренетт" в кобуру и стрелял из своего штуцера, полученного за призовую стрельбу на соревнованиях.

   - Я вам все патроны к пистолету отдал, - сказал он, забивая молоточком пулю в ствол нарезного ружья.

   - Спасибо, - несколько запоздало поблагодарил я.

   Зарядив "Гастинн-Ренетт" я тщательно прицелился, не хотелось, чтобы последняя пуля ушла "в молоко", и плавно нажал на спусковой крючок. Попасть в офицера или уоранта было невозможно, однако мне попался на глаза сержант, выкрикивающий команды. Правда, его частично закрывали солдаты, однако видел я его вполне отчётливо. Пуля врезалась в лицо сержанту - и он рухнул навзничь, взмахнув руками на манер ветряной мельницы.