Разумеется, подчиненные люто ненавидели его. Лейтенанты и равные по званию, помимо общего чувства ненависти, испытывали страстное желание подловить Ганнеля на какой-нибудь оплошности. Однако все уважали его и безоговорочно исполняли приказания, чего далеко не каждый босконский офицер мог добиться от подчиненных.

Укрепив таким образом свое положение, Киннисон принялся подкапываться под майора. Как и все другие тираны, Алкон постоянно опасался измены или революции, единственным средством против которых считал непрекращающиеся военные маневры и учения. Генералы планировали, а офицеры то и дело проводили учебные атаки в космосе, в воздухе, на море и на суше. Королевская гвардия и личные телохранители Алкона обычно играли роль обороняющейся стороны. В войсках была разработана сложная система оценок, на основе которой офицеры могли анализировать свои действия и исправлять недочеты.

— Капитан Ганнель, вам предстоит удерживать дороги двадцать пять, двадцать шесть и двадцать семь, — обеспокоенным голосом сказал майор накануне одного из учебных сражений.

Линзмен не удивился такому приказу, — он сам внушил его своему непосредственному начальнику. Более того, агентурные данные свидетельствовали о том, что майор нес ответственность за оборону и что полковник, руководивший действиями наступающей стороны, решил провести свою главную колонну по дороге двадцать семь.

— Очень хорошо, сэр, — ответил Киннисон. — Но формально вынужден опротестовать ваш приказ. Сэр, совершенно невозможно удерживать три дороги двумя взводами и одной воздушной эскадрильей. Могу ли я предложить…

— Не можете, — отрезал майор. — Мы решили, что основная атака произойдет на северном направлении и что действия в вашем секторе будут всего лишь отвлекающим маневром. Приказ есть приказ, капитан!

— Слушаюсь, сэр, — вздохнул Киннисон и отдал распоряжения, исходя из собственного плана обороны.

На следующий вечер, после того как Киннисон, нарушив приказы майора, выиграл сражение, его вызвали на совещание в штаб. Для него это тоже не было неожиданностью, но он пока еще сомневался в успехе своего замысла. Входя в здание на площади Больших Бронзовых Шляп, Киннисон испытывал некоторое волнение.

— Харрумф! — приветствовал адъютант. — Вас вызвали для…

— Знаю, зачем меня вызвали, — резко перебил Киннисон. — Но прежде, чем начать разговор, я в присутствии генерала обвиняю майора Делиоса в тупости, некомпетентности и профессиональной непригодности.

В комнате воцарилась гнетущая тишина, которую наконец прервал сам генерал.

— Это серьезное обвинение, капитан Ганнель, — сказал он. — И вы должны подтвердить его вескими доказательствами.