– И правильно сделала.
– Да ну вас!
Вскоре лужа обмельчала и превратилась в раскисшую грязь, уже начинавшую подсыхать по краям. Полевая трава сменилась низенькими кусточками, меж них желтела рыжая глина. Немного дальше среди высокой синеватой осоки зажурчал ручей; мы перепрыгнули его и зашагали к холму напрямик через поле. Под ногами влажно чавкала сырая глина, время от времени на пути попадались мутные лужи, приходилось их обходить. Но лучше так, чем по колено в воде пробираться.
– Я там порылся в сумках, пока ехал, – сообщил Напалм, достал пачку папирос и, пользуясь временной свободой, с наслаждением закурил. Насчет «и спичку взглядом не зажгу» он явно прибеднялся.
– Надеюсь, после этого наша сумка не потяжелела на пару-тройку килограмм? – поморщился я. – Если взял что-то сверху, надо вернуть. Был уговор поделить янтарь поровну.
– Вес не изменился, сумки взвесили, – уверил меня пиромант. – Просто небольшую сортировку провел. Чисто из эстетических соображений нам покрупнее куски янтаря отобрал. Надеюсь, это не идет вразрез с твоими моральными принципами?
Я осмотрел поле в прихваченный из лагеря бинокль и покачал головой.
– Не идет, уговор только по весу был.
Напалм заржал.
– А у тебя гибкие принципы, как я погляжу!
– Кто бы говорил, – проворчал я и спросил: – Как думаешь, сколько получится за янтарь выручить?
– Ювелир тебе, что ли? – фыркнул Напалм. – Там восемнадцать килограммов с копейками, и камни в основном крупные. С учетом доли скупщика где-то тысяч восемьдесят чистыми выйдет. Но надо надежного человека искать.
– Сколько?! – переспросил я, решив, что ослышался.
– От восьмидесяти до девяноста тысяч золотом, – повторил пиромант, кинул в лужу окурок и сразу достал новую папиросу. Смял картонный мундштук, сунул в рот. – Если и больше, то не особо.
– Неслабо!
Напалм кивнул:
– И я о том же. Может, ну его все в баню? По домам, а?
Я покачал головой:
– Не выйдет. Такие договоренности нарушать себе дороже. И учитывай, что делить на троих придется. Ермолов тоже в доле.
– А у него рожа не треснет?! – взорвался Напалм.