– Ложись!

Мне:

– Береги щиколотки.

Бородатому:

– А ну отпусти ее!

Все происходит очень быстро, но словно в замедленной съемке. Голоса доносятся будто издалека; солнце такое яркое, что мне больно; свет словно потрескивает у нас на лицах; мы сверкаем, сияем, словно электрический ток бежит по нам как вода. Я как будто вижу тела насквозь – все тела. Вены, сухожилия, кровоток. Слышу стук сердец, как приближающийся гром.

Я думаю, что сейчас упаду в обморок. Но не могу, потому что должна помочь Тоби. Сама не знаю как, я подбегаю к ним. Так близко, что слышу их запах. Застарелый пот и сальные волосы. Хватаю их пистолет.

– Обойди его сзади! – командует мне Тоби. А больболисту: – Руки за голову!

Снова мне:

– Если он сейчас же не поднимет руки, стреляй.

Она говорит так, как будто я умею обращаться с этой штукой. А Джимми она говорит: «Тихо, тихо» – словно большому перепуганному животному.

Все это время Аманда не двигалась, но стоит темнобородому ее отпустить, она бросается, как змея. Сдергивает с шеи веревочную петлю и наотмашь бьет его по лицу. Потом пинает его в яйца. Я вижу, что силы у нее на исходе, но она вкладывает их все в этот удар, а когда бородатый падает и складывается пополам, она пинает второго. Потом хватает камень и бьет одного за другим по голове, течет кровь. Аманда роняет камень и хромает ко мне. Она плачет, хватая ртом воздух, и я знаю, что ей пришлось очень лихо, пока меня не было, потому что нужен целый отдельный ужас, чтобы довести Аманду до слез.

– Ох, Аманда, – говорю я ей. – Бедная ты моя.

Джимми шатается.

– Ты настоящая? – спрашивает он у Тоби.

Он совершенно сбит с толку. Он протирает глаза.

– Не меньше, чем ты, – отвечает она и обращается ко мне: – Ну-ка свяжи их. И хорошенько. Когда они придут в себя, то будут очень сердиты.

Аманда вытирает лицо рукавом. Мы связываем больболистов – по отдельности, а потом вместе, руки за спину, каждому по петле на шею. Веревки мало, но пока что хватит.

– Это ты? – спрашивает Джимми. – Я, кажется, тебя где-то видел.

Я иду к нему – очень медленно и осторожно, потому что у него до сих пор пистолет в руках.