— Вряд ли большинство этих осколков пригодятся для настоящего произведения искусства, — сказал Данила, целя польстить и одновременно показать «не лыком шит», — выходящего из рук мастера-ювелира. И все же даже в моей деревне твердость адаманта делает их идеальными для применения в сверлах, режущих и шлифовальных инструментах. Чистота и цвет в данном случае значения не имеет. Впрочем, я полагаю, за величайшей редкостью в Беловодье даже такое может стоить очень немало.

Фактически он демонстрировал, что навел предварительно справки. Мало предлагать не стоит. И эти камни не из тех, за которые придется затем платить церкви или еще кому. На самом деле они ни в каком законе не прописаны, поскольку редчайшая вещь. А когда нет правильных ювелирных, и мелкие неприглядные в качестве обрамления более известного драгоценного камня окажутся оценены много выше реальной стоимости.

— Хочешь продать именно все вместе? — он хмыкнул. — Сам придумал? Занятная идея. Но опасная. Могли ведь и не выпустить из дома.

— Да ну…

Этого Данила боялся меньше всего. Три трупа, от которых придется избавляться. Куча прислуги, половина из которой не станет держать язык за зубами, знающие, куда и зачем пошли товарищи. Да и не вояка какой, не умеющий думать на два хода вперед, и с пустыми карманами. Другой вариант — просто отобрать — гораздо хуже. Ювелир здесь многим знаком и имеет кучу солидных знакомых. И задним числом, кричи — не кричи, поверят местному. Слово против слова, и свидетели отсутствуют.

— Просто отнять и выкинуть за дверь, — сказал вслух, — так все узнают. Даже не осудят, но кто же с таким мошенником дела станет иметь. Настоящий купец или ремесленник так себя не ведет. Другим словом называется. Репутация — огромное дело.

— Это то, — резко сказал Микула, — что знают о тебе другие люди. В отличие от чести. Про нее знаешь ты сам.

Хм. Удачное определение. Правда, себя проще всего убедить в правильности поступка. Во всем виноваты другие.

— Во сколько ты ценишь камни? — откинувшись на спинку стула и прищурившись, спросил ювелир деловым тоном.

— Десять тысяч.

Собеседник рассмеялся.

— Уже убедился, родич вырос неглупым, да аппетиты излишне велики. Пять — предел. Мелочь.

— Штук десять совсем не ерунда. Не такие на самом деле огромные деньги прошу, — пробормотал Данила, — но что гораздо интереснее, не знаю как насчет золота, а вот адаманты не последние.

— Это ты говоришь, подсовывая вкусную наживку!

— Не без этого, — согласился без задержки. — Но что ты теряешь, дядя? — он сознательно подчеркнул родство. — Большого количества предложить не смогу, но половину такого объема через год лично тебе по той же цене — обещаю.