Из Куртиса как будто вытекла без остатка вся воля к сопротивлению. У него не осталось сил ни на какие трюки. Их с трудом хватало на то, чтобы держаться на ногах. Он бросил отобранный кошелек на стол, и громила, открыв его кончиками пальцев, заглянул внутрь.

Куртис слабо, безнадежно развел руками.

– У меня больше нечего взять.

– Я знаю, – ответил громила, поднимаясь со стула. – Я проверил. – Он обошел вокруг стола, и Куртис попятился с его пути, пока не уперся спиной в шкаф. В этом шкафу давно уже не было ничего, кроме паутины.

– Мой долг погашен? – слабым голоском осведомился он.

– А ты считаешь, что твой долг погашен?

Они застыли, глядя один на другого. Куртис сглотнул.

– И когда же мой долг будет погашен?

Верзила пожал плечами, прямо из которых, безо всякой шеи, торчала голова.

– Когда, по твоему мнению, твой долг будет погашен?

Куртис снова сглотнул и заметил, что его губы трясутся.

– Когда это скажет Старатель?

Верзила чуть заметно приподнял бровь, прорезанную безволосой серебристой полоской старого шрама.

– Интересно, у тебя есть хоть один вопрос… на который ты сам не знал бы ответа?

Куртис рухнул на колени, всплеснул руками перед грудью; лицо верзилы вдруг расплылось из-за слез, навернувшихся на глаза, которые жгло, будто в них сыпанули песком. Он совершенно не стыдился своего поступка. Старатель лишил его остатков гордости уже много подобных визитов тому назад.

– Оставьте мне что-нибудь, – прошептал он. – Хоть… хоть что-нибудь.

Пришелец приостановился и посмотрел на него своими глазами дохлой рыбы.

– Зачем?

Балагур забрал и меч, но больше ничего сколько-нибудь ценного действительно не имелось.