Но, с другой стороны, сам Балагур был ничем не лучше.

…четыре, три, два, один, спуститься по двенадцати ступенькам, миновать троих охранников и через двустворчатую дверь в заведение Старателя.

Внутри было темно от дыма, клубившегося в свете цветных ламп, жарко от дыхания и испарений растертой кожи, воздух дрожал от приглушенных разговоров, разбалтываемых секретов, разрушаемых репутаций, преданного доверия. В подобных местах всегда так бывает.

Двое северян устроились за столиком в углу. Один, с острыми зубами и длинными-длинными волосами, отодвинул кресло, насколько было возможно, и покуривал, развалившись в нем. Второй держал в одной руке бутылку, а в другой – крошечную книжку, в которую и уставился, старательно морща брови.

Большинство посетителей Балагур знал в лицо. Завсегдатаев. Некоторые приходили выпить. Некоторые – поесть. Большинство же привлекали азартные игры. Громыхание костей, шорох и шлепанье игральных карт, блеск глаз отчаявшихся, прикованных к вертящемуся колесу фортуны.

Вообще-то Старатель не специализировался по азартным играм, но игра порождала долги, а вот долги как раз и были его специальностью. По двадцати трем ступенькам в верхний этаж; охранник с татуированным лицом жестом предлагает Балагуру войти.

Там сидели за бутылкой трое остальных коллекторов. Самый мелкий ухмыльнулся ему и кивнул, возможно, пытаясь посеять семена будущего союза. Самый крупный надулся и угрожающе привстал, чуя конкурента. Балагур словно не заметил их, он давно отказался от попыток разобраться в неразрешимой математике человеческих взаимоотношений, тем более участвовать в них. Если бы этот тип не ограничился вызывающим движением, за Балагура ответил бы его тесак, голос которого успешно пресекал самую занудную аргументацию.

Мистресс Борферо была полной женщиной с темными кудрявыми волосами, ниспадавшими из-под пурпурной шапочки; она носила маленькие очочки, благодаря которым ее глаза казались большими, и рядом с нею всегда пахло ламповым маслом. Она обреталась в приемной перед кабинетом Старателя, за низким столом, загроможденным конторскими книгами. Когда Балагур впервые попал сюда, она указала на украшенную резьбой дверь в глубине комнаты. «Я – правая рука Старателя. Его нельзя беспокоить. Никогда! Разговаривать ты будешь со мною».

Конечно же, едва Балагур увидел, как ловко она разбирается в цифрах, которыми были заполнены книги, он сразу понял, что в конторе больше никого нет и что Борферо и есть Старатель, но ей, похоже, так нравился этот обман, что Балагур решил подыграть ей. Он всегда старался не раскачивать лодку, если в этом не было необходимости. Ведь потому-то люди и тонут. Помимо всего прочего, иллюзия того, что приказы приходят откуда-то с недосягаемых высот и являются непререкаемыми, как-то помогала жить. Было приятно иметь некие верхи, на которые можно перекладывать ответственность. Балагур взглянул на дверь кабинета Старателя и подумал, есть ли за нею вообще какое-то помещение, или если ее открыть, то упрешься в кирпичную стену.