— Мой народ погряз в войне, хан.

— Война — это жизнь. Ты говоришь «гратт геррс» — это значит славной войны. И это значит — долгой жизни, верно?

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю много. А чего не знаю я, знают шаманы. Когда-нибудь Эль-Рих, когда-нибудь уже после моей смерти и смерти внуков моих внуков и даже их правнуков, но будет так, что народы воинов встретятся в одной славной войне. Мы будем драться вместе. В вашем языке есть такие слова?

— Да. Но случится такое, разве что если ты пройдешь через Материк от моря до моря.

— Почему нет?

— Действительно. Почему нет?

Топот копыт. Пыль. Солнце. Звенят, раздирая душу, натянутые между Севером и Югом струны. А на губы наползает улыбка. Поневоле наползает.

«Действительно, почему нет?» Умер давно Тэмир-хан. Так давно умер, что и память о нем должна была бы умереть. Но помнят Потрясателя Мира. Помнят и чтят. А где-то помнят и боятся. Его жизнь действительно была войной. И до самой смерти считали хана демоном, предводителем демонов…

До смерти.

После смерти его стали считать Богом войны.

Еще Барух, через много-много веков после смерти Потрясателя, рассказывал Трессе страшные легенды. И говорил, что, если потревожить дремлющий дух чудовища, грянет над Миром новая война. Война, равной которой еще не было.

«Как же… — Эльрик смотрел на покачивающегося в седле, стиснувшего зубы палатина с искренним уважением, которое, правда, ничуть не смягчало неприязни, — …не было равной! Очередной конец света, только и всего. Неужели и вправду потревожили, дремлющий дух? Это было бы славно».

Чувство опасности.

Глухая стена леса.

А память не отпускает еще, манит бескрайними просторами Великой Степи…

Эльрик поднял голову, прислушиваясь. Впереди, шагах в пятистах, там, за плавным поворотом ухоженной дороги, ждали их десять… Тварей.

Снова Твари?