— Эти монахи обошли меня, — выдохнул сэр Зигфрид разочарованно и зло.

— Увы. Впрочем, они ослаблены и лишились почти всего, что имели. Можешь считать, что Белого Креста больше не существует.

— Значит, сейчас моя цель — Эзис.

— Да. И один из перстней принадлежит султану. Почудилось? Или действительно тонкие козлиные губы дернулись, намекая на усмешку.

— Хорошо. — Генерал кивнул. О том, что султан захотел сам владеть драгоценностью, он знал давно.

— Еще один перстень носит придворный лекарь императора Сипанго.

— Да.

И это было известно генералу.

— А еще один, — желтые глаза прищурились и — теперь-то уж ясно было, что не чудится, — козлиная голова ощерилась усмешкой, показав плоские белые зубы, — еще один перстень принадлежит некоему шефанго. Альбиносу. Ты не знаком с таким, генерал?

— Он все еще жив?

— Да.

Что-то похожее на торжество шевельнулось в душе. Но это было скорее памятью о победе. Памятью о том, чего не было.

— Он уже не интересует меня. — Сэр Зигфрид скривил презрительно губы. — Четверо рассеяны, а авантюрист-одиночка — это не цель. Мне предстоит покорять империи.

— О, разумеется. — Желтые бешеные глаза продолжали смеяться. — И что ты думаешь о покорении империи, которая, единственная в мире, с полным правом называет себя Империей, именно так — с прописной буквы?

— Ямы Собаки? Козлоголовый молчал.

— Значит ли это, — медленно подбирая слова, генерал пытался справиться с мешаниной мыслей и чувств, — значит ли это, что он не лгал, там, в Шотэ, когда объявил себя императором?

— Торанго. У них это называется Торанго. Титул, который становится именем. Да. Он не лгал.

— И у него перстень?

— И Сила. И Оружие. И в открытом бою тебе не выстоять против него, генерал. Но сейчас он потерял Веру. И со — мнения ослабили его. А у тебя Паучий Камень. Да, кстати, этот шефанго знает о перстнях все, что знаешь ты.

— Он опять оказался сильнейшим из врагов…