Аграф усмехнулся.

– Ничего. Как только сия дама предстанет перед алтарём Нашего божества, тут же и ей снизойдёт благодать вместе с новым именем, положенным при смене вероисповедания при замужестве. Тут ничего зазорного нет.

– Вот так сразу и про алтарь, а с какого собственно, перепуга, не просветите нас? – не унимался Герман. – Насколько мне известно, госпожа, как и её подчинённые, не горит желанием менять своё божество на что-то другое, а некоторые и вовсе исповедуют атеизм. Впрочем, это ненаказуемое деяние в нашей Империи, в отличии от вашей.

Герман разошёлся не на шутку.

– Ах, граф, полно вам. Наш принц сражён красотой госпожи Памелы и намерен предложить ей руку, и сердце!

Тишина.

А ведь это уже серьёзное заявление, причём само место, где оно произнесено обязывает и говорит о серьёзности намерений.

– А печень, случайно, к ним не прилагается? – неожиданно, в полнейшей тишине, раздался спокойный и какой-то брезгливый голос.

Все в изумлении, включая Памелу уставились на беззаботно рассматривающего ушастого Нориса, причём выглядел он так, словно собирался сейчас препарировать лягушку, в качестве медицинских опытов.

Явное нарушение этикета.

Но всё равно все уже понимали, что первый шаг к поединку сделан, и теперь только от Императора завесить будет, когда и где он будет происходить.

Но пока ведь и никто так и не сделал заявления, требуя поединка, и не огласил громогласно его причины.

Намерения высказаны, вот только его произнёс не тот, кто желал бы лично осчастливить молодуху замужеством.

Молчит Император.

Молчит и главный ушастый. Его что-то очень смущает.

Наверно, это холодное спокойствие убийцы в охране главы ненавистного клана.

Но отступать уже некуда. Сей представитель аграфов сам себя загнал в угол. И выбраться без боя оттуда не уронив лицо, уже никак не получится. Если только, конечно, сам противник не отступит. Впрочем, как раз-то противник и не наступал, а его спич, по поводу печени, можно было расценить как шутку. Есть место для манёвра. Можно отступить, чтобы потом, лучше подготовившись, нанести точный и мгновенный удар, по этому зарвавшемуся клану.

Но как реагировать на такой провокационный вопрос, который задан против всех требований этикета. И главное, кем? Телохранителем! Вот только отчего же тогда такая реакция на такую самодеятельность у его хозяйки? Молчание и даже выражение облегчения чувствуется на её лице.

И нельзя не ответить. На поединок сами нарываемся, а потому…

Элентэ кинул взгляд в сторону, поднявшегося над полом зала, пьедестала тронов Императорской четы.