Она встала рядом, взяла его за руки и пристально посмотрела ему в глаза.

— Я говорю, как эгоистка, но тем не менее, Патрик. Подумай о своей семье прежде, чем говорить что-либо завтра. Какими бы не были твои мотивы, я говорю тебе — забудь о своих чувствах и о своем гневе и подумай обо мне и нашем сыне. Если ты проиграешь, ты отправишься в тюрьму. Наш сын будет навещать тебя в Ливенворте, видя тебя среди других разбитых военных и будет видеть тебя одним из них. Как ты объяснишь ему, что ты боролся за правду? Сколько даже нашему умному мальчику потребуется, чтобы это понять? Да, тебя могут оправдать, да, ты даже действительно можешь быть прав, но можешь все равно сесть. «Юлий Цезарь» прекрасная пьеса, но это все-таки трагедия. Потому что герой в конце погибает.

Патрик не смог посмотреть на нее. Она крепко и тепло обняла его, а затем поцеловала в губы.

— Тебе нужно идти, — просто сказала она, развернулась и ушла в спальню.

Авиабаза Неллис, около Лас-Вегаса, Невада, в это же время

— Shto bi khaoteeteye? Какого черта вам надо? — Раздался в трубке голос Дэвида Люгера. — Поверить не могу, что вы мне звоните. Хотите заставить меня прыгнуть под поезд, или что-то типа того?

— Держите себя в руках, полковник, — ответил генерал-полковник Роман Смолий, командующий ВВС Украины, один из почетных гостей авиабазы Неллис. — Это очень важно и никак не связано лично с вами. — Он звонил по защищенной линии — что означало, что он использовал ее с разрешения американского персонала, так что поделать было нечего.

— И что же это? — Спросил Люгер. Он рухнул на диван, почти не способный двигаться и почти не способный проронить ни слова. Он находился в офицерской гостевой комнате на авиабазе ВВС Брукс неподалеку от Сан-Антонио, штат Техас, где проходил трехдневное обследование в Аэромедицинской службе, которая должна была предоставить результаты обследования Нейропсихиатрическому отделению Госпиталя ВВС США, который должен был сделать заключение о том, что стало причиной его внезапного ступора. — Shto eta znachyeet?

— Перестаньте говорить со мной по-русски, полковник, черт вас возьми, — отрезал Смолий. — Вы больше не советский заключенный, а я больше не работаю в советском НИИ. Я украинец, а вы американец.

Люгер глубоко вздохнул, молча матеря себя за эту странную путаницу в пространстве и времени.

— Что вы хотите?

— Мне нужен ответ, — сказал Смолий. — Турки собирают вещи так быстро, как только могут, но никто не говорит почему. Генерала Маклэнэхана здесь уже нет, ушел домой, я полагаю, а генерал Самсон не говорит ни слова. Все стало с ног на голову. Вы единственный высокопоставленный офицер, с которым я смог связаться.