Так неожиданно сильно использовавшие пропагандистский успех с «Поездом из Чудово» русские решили пойти с той же карты, что и в прошлый раз. Впрочем, они были бы полными дураками, если бы этого не сделали. Если бы смолчали или оставили все «на потом». Иностранные новостные команды получили в Петербурге полный карт-бланш: их подбрасывали к городу военным транспортом, их пускали везде. Уже к 26 января анонсы на скорую руку смонтированного AFP и DPA – «Франс Пресс» и «Дойче Прессе-Агентур», – документального фильма «Гибель Дворцов-2» лезли из каждого европейского телеэкрана. Лезли каждые четверть часа, пока о дате и времени показа не стало известно каждому, а тизеры не набрали по миллиону просмотров в «Ютюбе» каждый. 28-го фильм показали почти синхронно по всей Европе. Так себе был фильм: в мирное время ни операторская работа, ни остальное не были бы оценены даже на «удовлетворительно». Но это была очередная бомба. Как стало, кстати, бомбой и послепоказное обсуждение фильма в студии той же DPA. Какой-то умник в штаб-квартире НАТО согласился на «телемост» со студией – можно подумать, даже сам факт показа «Гибели Дворцов» не свидетельствовал о настроении общества. Пресс-атташе штаб-квартиры НАТО Бен Ниммо сказал: «У наших сотрудников есть правило – никогда не прятаться от журналистов». Большая ошибка. Очень большая.
В студии присутствовали человек пятнадцать: двое ведущих, операторы и ассистенты операторов, режиссеры, техники. Приветствия были короткими: просто формальные слова. Трехметровый телеэкран выдавал изображение отличного качества. При желании можно было пересчитать число звездочек на сдвоенном флаге Европейского союза и НАТО, на значке, вколотом в петлицу строго-темного пиджака пресс-атташе. Ведущий-мужчина задал ему только один вопрос по-немецки:
– Господин Ниммо, ваши комментарии?
Было отлично видно, как тот закатил на мгновение глаза, потом его зрачки вернулись в обычное положение. Сухо улыбнулся, поправил пальцем дужку своих знаменитых очков.
– Очевидно, что это спланированная русская провокация.
– В каком, простите, смысле?
– В прямом.
– Я прошу вас уточнить.
Несколько секунд ведущие одного из лидирующих новостных агентств Европы и пресс-атташе НАТО молча смотрели друг на друга. Это был прямой эфир. Синхронный перевод на четыре языка, включая испанский и арабский. У «Франс Пресс» шла сейчас собственная трансляция.
– Я предполагаю, что русские совершили это сами. Чтобы обвинить в этом миротворцев. Как я и сказал, это провокация.
Ведущая-женщина засмеялась, и режиссер мгновенно перекинул показ на ту камеру, которая была нацелена именно на нее. Смех был нехороший: визгливый, больной. Ведущей было далеко за сорок: у нее было волевое лицо умного, зрелого человека и хорошая строгая прическа. Немного слишком яркая косметика, но на телевидении так принято: она не полевой журналист. Через несколько секунд больной, горький смех женщины был поддержан сначала одним мужским голосом, потом вторым, потом несколькими сразу. Повинуясь мгновенной команде сообразительного режиссера, техник за пультом дал общий план студии: оскалившиеся в смехе лица журналистов и персонала. Слезы на грубом мужском лице технаря: читающееся по его губам несложное ругательство. Кто-то закрывается руками; кто-то начинает уже не смеяться, а почти выть. Потом в кадр снова пошла трансляция из Брюсселя, кривая усмешка на всем знакомом лице.