– Благостно? – порой Роберу начинало казаться, что он привык к Рокэ, но попробуйте привыкнуть к Сагранне!
– С этим небытием что-то не так… – постановил Ворон и неторопливо двинулся в сторону помнящей Айнсмеллера и сюзерена террасы. Огороженное тьмой пространство казалось огромным и злым, будто сожравшее Надор озеро. О стынущей в провале воде и разрывающих кладбищенскую тишь обвалах рассказал Дювье. Шар Судеб мимоходом смахнул в бездну любовь Айрис, ненависть Мирабеллы, благородство Наля. Через Ноху он тоже прокатился, вот по этим самым плитам…
– Это было здесь! – не выдержал Робер. – И вон там. Альдо и Моро… Вы ведь так ничего и не знаете!
– Отчего же? – Алва взял Робера под руку, будто уводя от неприятного собеседника на каком-нибудь приеме. – Моро застрелили вы, больше было просто некому. Все присутствующие хотели смерти анаксика и не возражали против смерти Окделла. Вы примчались и пожертвовали лошадью, что, на мой взгляд, естественно.
– Моро гоняли по двору, именно гоняли… Альдо еще шевелился; его смерти в самом деле желали все, кроме Дикона. Даже Катари…
– А вы?
– Не знаю! Я уже предал…
Красноватая звезда взгромоздилась на сломанный шпиль, облака продолжали свою скачку, птицы, если они еще здесь остались, спали. Под каблуком противно скрипнуло стекло, сколько же его тут! Лестница на террасу осталась сбоку, теперь они шли там, где рвали на куски Айнсмеллера. Смотреть на выпившие порченую кровь плиты Робер не мог, взгляд метнулся вдоль стены, уперся в россыпь уже не мебели, но еще не дров, чуть дальше, наособицу, валялся похожий на беззубую пасть шкаф, из-под него пыталась выползти перекореженная решетка, и откуда только взялась?
– Вы не умеете предавать, – Рокэ резко свернул, не дойдя до непонятной баррикады. – Предательство, оно вроде пения. Талант и вкус даруются при рождении, но без усердной работы не обойтись. У господина Альдо совершенно не было вкуса, у вас нет таланта.
– Рокэ, я не мог иначе…
– Разумеется, – Ворон на мгновенье застыл, склонив голову набок, словно во что-то вслушиваясь, потом обернулся к Роберу. – Однажды я убил незнакомого коня, чтобы спасти незнакомого человека. Позже выяснилось, что спасал я на самом деле себя, и не первый раз. Позволь я погибнуть вам в Занхе, а брату Валентина – в Гельбе, со мной все было бы кончено еще у эшафота. Собственно, я так и предполагал.
– А вот я думал о том, что вы обезумели.
– Я же объяснил вам, что это не так.
Снова скрип стекла под ногами и трущийся о стены ветер… Рокэ повторяет путь призрачных монахов, можно было бы и догадаться. Привидения исчезли первыми, затем настал черед крыс и кошек, люди продержались дольше всех – чтобы их не стало, потребовался бунт. Теперь Ноха пуста, здесь ничего не найти, кроме памяти и мусора, даже страха не осталось. Эти стены ничего больше не хотят, им все равно, кто тут ходит; кошмар вернулся в сон, в лихорадку, в Агарис, которого тоже нет. Нет ни «истинников», ни гоганов, ни орущих торговок. Енниоль заботился о своем народе, Левий спасал чужих, и оба ничего не смогли: подлое так и осталось подлым, а живое стало мертвым.