Чувство вины кольнуло глубоко и болезненно. Если б тогда у него хватило мужества все рассказать Стасу, если б не сдрейфил он тогда… Не было бы этого жуткого скандала, когда Стас все-таки поймал Наташку с поличным. Хачик не огреб бы по самые помидоры, не валялся бы в больнице. Его папик, правда, оказался умнее, связываться с разведуправлением не стал. Пусть бы переживал командир, лежа в госпитале, выплеснул, выдавил из себя весь гнев, и разошлись бы они как в море корабли. Если бы. Если бы. Если бы.
Воронка белого цвета кружила Свята лениво и медленно. И он все дальше удалялся от себя самого, изгрызенного сомнениями. В какой-то момент он перестал помнить себя. Летел в непрерывном кружении, свободный от забот, от накопившихся мыслей, как лист на ветру, а потом медленно начал снижаться.
Он опустился на землю. Впереди глаза увидели поселение, стоящее на возвышенности. Он бодрым шагом проследовал вперед, радуясь, что сейчас наконец-то будет крыша над головой, горячая еда, кружка местного пойла.
Его пустили, признав за своего. Он шел между стенами самодельных домов, здоровался, пожимал протянутые руки, отшучивался. Лабиринт самостроек вывел его к утопленному в землю помещению, над которым располагалась картонка с лаконичной надписью «Бар и гостиница». Вниз уводили ступеньки. Преодолев их, он разошелся в дверях с двумя типами в тертых куртках, толкнул дверь, полной грудью вдохнул аромат жилого помещения. Лавировал между забитыми народом столами, кивал знакомым. Подойдя к стойке, брякнул на нее свой рюкзак.
Бармен направился к нему, вытирая руки об штаны. Он улыбнулся:
– Ну что, крохобор-барыга? Примешь у усталого искателя «ляльки»?
Якут
Якут