— Алексей, — не открывая глаз, сказал Олег. — Ты уже несколько раз говорил о том, что вскоре империя станет гораздо сильнее. Я не ученый, можешь мне по–простому рассказать, в чем будет источник этой силы?
— Если совсем по–простому, то в ракетах, — лениво ответил я. Говорить не хотелось, но я не мог отказать Олегу. — Разница между ракетой и снарядом в том, что полет снаряда после выстрела не изменишь, а ракетой можно управлять. Некоторые даже будут сами наводиться на танк или самолет.
— Как такое может быть? — недоверчиво спросил он.
Пришлось прочитать лекцию об инфракрасных лучах и радиолокации.
— Кроме того, дальность полета снарядов сильно ограничена, — продолжил я, — а ракетами можно стрелять даже на тысячи километров, только для этого они должны быть очень большими.
— А зачем так далеко? — не понял он.
— А ты представь, что стреляешь такими ракетами из Владивостока по Сан–Франциско. В головной части новая взрывчатка или яды.
— Какие яды? — спросил он, открыв глаза.
— Те, которые разработало и использовало Братство, — ответил я. — Неужели ты об этом не знаешь? Я думал, что вам сказали.
— Брату, может, и сказали, а я о ядах слышу впервые. Говори, если начал.
Я ему рассказал все, что знал сам.
— Какая гадость! — выразился он. — Слава богу, что это не пошло в ход. Так ты хочешь обстреливать этим города?
— Знаешь, в чем между нами разница, если не считать того, что я простой князь, а ты великий? — спросил я. — Во мне живет память человека, который жил в страшное время. Незадолго до его рождения по десяткам стран прокатилась такая война, которую ты себе просто не можешь представить. В огне исчезли тысячи городов, и были убиты десятки миллионов людей, причем гражданских погибло гораздо больше, чем солдат. И их не только убивали при бомбежках и артобстрелах городов, их расстреливали, вешали и травили газом. А потом изобрели новые бомбы, каждая из которых могла стереть с лица земли город. Изобрели многие, но применили только американцы, о которых ты только что пекся. Причем применили не по необходимости, а просто испытали на двух городах, в которых жили соотечественники твоей жены. Больше двухсот тысяч человек погибли сразу, тысячи умирали от последствий взрывов много лет спустя. Никаких армейских частей там не было.
— Это ужасно, — сказал он. — Мне в такое даже плохо верится, но при чем здесь мирные американцы? Решали‑то не они!
— Запомни, что непричастных не существует! — сердито сказал я. — Тебе, как великому князю, это нужно хорошо знать. Могли бы американские генералы двести сорок раз применять военную силу за последние двести лет, если бы им это не позволял их собственный народ? Народ, налоги с которого шли на производство вооружений и содержание армии! Почти все время этот народ одобрял политику своих властей и возмущался только тогда, когда что‑то не получалось, и в Америку начинали вереницей везти гробы с американскими парнями. А когда эти парни тысячами убивали каких‑то там корейцев или вьетнамцев, большинству до этого просто не было дело. Убивают, значит, этого требуют интересы Америки! Их так и называли — молчаливое большинство. А для тех немногих, у кого была совесть и смелость протестовать, хватало тюрем.