– Это решать Вдове и графине Антье. Вряд ли они преисполнятся стремлением к милосердию.

Значит, Безмятежного и Анну ждет казнь. Возможно, до этого их посадят в клетку и повезут по городам и весям Коннека, чтобы уцелевшие после их злодейств бедолаги проклинали их, швырялись грязью и кричали, как не терпится им увидеть мерзавцев на костре.

– Быть может, Анселин и не согласится… – начал было Брокк, но замолк.

– Анселин теперь имеет право голоса – как так?

– Он не испытывает никаких чувств к Коннеку – только к своей матери. Она все-таки ему мать. Быть может, он не станет мириться с тем, как обращаются с ней чужеземцы.

– Я посоветуюсь со Вдовой, но угроза вражды с Анселином вряд ли изменит ее намерения. Она верит лишь в собственную жестокость.

– А что с низложенным патриархом?

– Кому до него есть дело? Думаю, никому. Как пожелаете поступайте вы.

– Мне есть дело, – вмешался Пелла. – И Арманду есть дело. Я желаю, чтобы Донето искупался в грязи. Желаю отделать его хорошенько, раз уж он угодил к нам в плен.

Старица склонила голову. Мальчишка был сильно уязвлен.

– Повидаюсь со Вдовой. Вы же со своим принцем держите совет. Но мало вижу я надежды, что здравый смысл восторжествует.

– Пока тебя не было, из башни вышли двенадцать воинов, – очнувшись от задумчивости, рассказала Кедла Надежде. – Мы разоружили их и отпустили на все четыре стороны. Десять человек все еще в башне, есть раненые, еды и питья у них нет. Анна рассчитывает на подмогу. А у тебя что?

– Все осложнилось.

И Надежда пересказала ей разговор.

– А мы не можем расправиться и с Анселином? – спросила Кедла.

– Праведные не позволят. Да и моя родня воспротивится. Им нет дела до Коннека.

– А я-то так надеялась протащить Анну по всему Коннеку, а потом оставить в клетке под стенами Метрелье, пока дождь и ветер ее не прикончат.

– Быть может, пришла пора распрощаться с этой мечтой.

– Только если совсем выхода не останется. Вернись туда и убеди их. Если не выйдет – тяни время. Как только Анна и Безмятежный будут у нас в руках, позиция наша укрепится.