Никаких подробностей или фактов, касающихся Тёмных Тысячелетий, нет и в «Двенадцатом апокрифе», однако там присутствуют некоторые характеристики указанного периода. Приведу лишь несколько цитат:

«Всяким [человеком] владел неодолимый страх перед собственной болью и небрежение к боли, которую испытывают другие [люди]».

«Корысть ценилась безмерно выше, чем любовь и сострадание. Даже близких своих каждый готов был продать, если это сулило выгоду».

«Выше всего ценилось плотское наслаждение. Во множестве расплодились [люди], коим вид разорванной плоти будоражил чресла».

«Добро и зло, правда и ложь, вера и безверие, любовь и похоть, самоотверженность и корысть в [человеческом] сознании поменялись местами».

«Мудрецы не решались говорить, и глупцы вершили судьбы мира».

«Ценилось не то, что было воистину ценным, а то, что лишь считалось таковым».

«Убить одряхлевших [родителей], дабы овладеть их скарбом, для детей не считалось зазорным, как и сильному отнять у слабого добро его».

О том, какие именно события привели к тому, что Тёмным Тысячелетиям пришёл конец, в данном апокрифе также нет ни слова, зато изложены причины того, почему этот период не мог далее продолжаться: «Среди людей не стало ни хлебопашцев, ни скотоводов, ни ткачей, ни зодчих. Одни разбойники и торговцы населили мир, но и тех становилось всё меньше, [поскольку] женщины перестали заботиться о потомстве, и дети погибали ранее, чем обретали силы, [чтобы] защитить себя. Разбойникам стало некого грабить, а торговцам – не с кем торговать. Тлен и разрушение царствовали повсюду, и мир [вплотную] подошёл к грани небытия».

Итак, в чём же опасность растущего интереса к апокрифам? Прежде всего, вероятной причиной смятения умов могут быть самый поверхностный, самый примитивный, а потому, казалось бы, самый очевидный вывод: Господь однажды потерял интерес к своим созданиям, поскольку счёл их недостойными милости своей, отдал род людской под управление самым презренным элоимам, которых вскоре развратила беспредельная власть и полная безнаказанность.

В трудах некоторых западных «богословов» всерьёз обсуждается версия, что Господь, утомлённый актом творения, проспал эти десять тысяч лет, прежде чем стоны страдающих стариков и младенцев заставили Его проснуться.

Мы, конечно, не можем допустить, чтобы подобные еретические мысли овладевали умами нашей молодёжи. Но и наложить цензурный запрет на чтение и распространение трудов Огиеса-Пустынника было бы стратегически неверным шагом. Это спровоцировало бы распространение как за рубежом, так и внутри страны мнения, что в Соборном Отечестве отсутствует свободомыслие, а наша официальная идеология столь слаба и неубедительна, что открытое соперничество с иными точками зрения для неё гибельно.