— Давайте щит, — сказал Тороп. Перед Стововом появились четверо старших мечников, как котёл держащие иссечённый пурпурный щит с чёрной медвежьей головой.

— Ставь ногу, князь, — прогнусавил Полукорм.

— Рот закрой, — буркнул Стовов. — Насмотрелись франконских обычаев. Тоже выдумали — целоваться в губы со всеми, кто по знати подходит, распорись живот… — Он взгромоздился на щит, ухватившись за гриву Ломоноса, и был поднят и поставлен на плечи. Оказавшись неожиданно высоко, Стовов некоторое время балансировал, скрипя зубами, с трудом удерживаясь от желания раскинуть руки для равновесия. Наконец он застыл изваянием. Белый шёлк светился, как натёртая кость. Блистал пояс, перстни, гривна на шее, раскачивался меч, как кормило за ладьёй. Он смотрел на стреблян. Те же, почти те же, что и в месяц берзозоль, на высоком берегу Вожны, у Моста Русалок, где Вожна впадает в Стоход, где до срока вскрылся лёд, где Часлав, где смуглолицая Рагна, где в семи днях пути Каменная Ладога, где его стол, где жена его Бела, дочь умершего народа, жившего в Тёмной Земле ещё до того, как туда пришли стребляне, прогнавшие ругов, а потом дедичей. Стовов вдруг отчётливо её увидел, словно наяву, там, над стреблянами: Бела вышла из ямы, которую велела, на диво всем, устроить в полу терема. Выложена та яма была плоскими камнями и заполнена подогретой водой. Выше других на голову, широкая в плечах, груди как поросячьи крестцы; её голова казалась небольшой из за крупного тела и оттого, что золотые волосы были мокрыми и плотно прижимались к лицу и плечам. А на лице огромные глаза, меняющие цвет, как небо: голубые, синие, серые, стальные. Кожа её нежна на ощупь, как лебединое перо. Бела… Она прошла сквозь него, с ямочками в уголках губ.

Когда отгуляла в груди волна сладкой боли, тоски, тепла и дрожи, Стовов изрёк:

— Слушайте меня, стребляне! Я обещал всем вернуться в Тёмную Землю к концу месяца. Теперь уже червень. Идти назад, через моравов к ладьям, потом вниз по Одре в Янтарное море, потом вверх по рекам в Стоход долго. Там за горами, у ладей остались наши други, идите к ним. Идите с ними в Тёмную Землю. В Стовград. Скажите им, что мы живы и вернёмся позже просинца!

Стовов умолк.

— Просинца? — За его спиной воины заколыхались, стали загибать пальцы. Где то за болотом, за ручьём очнулась кукушка. Гулко отсчитала месяцы. Ошиблась. Начала вновь.

— Там… — Вскинув руки, Стовов Багрянородец постучал по воздуху указательным пальцем: — Там… Так хотят боги.

Все некоторое время смотрели в дымку между красными стволами, сквозь дым франкских костров и свет солнца. Было слышно, как сыпется кора из под беличьих лап, как свистит дыхание в груди спящего Хилка и вздыхает в кронах ветер.