Рагдай улыбался. Колебался раскалённый воздух над головами воинства Стовова, словно под ними было пламя. Рядом на руках, посиневшие от натуги, старшие мечники подняли Стовова. Пропылённый, вылинявший пурпурный плащ князя то обнимал, то воспарял над его мощным телом. Когда Рагдая опускали на землю, он уже заметил двух всадников, неистово бьющих плетьми по бокам своих коней, несущихся вместе с клубами пыли и комьями вывороченного дёрна к шатру Стовова. Эти два всадника вылетели из за шатров франков, как камни из пращи, и было ясно, что они так разогнали коней ещё в середине города, сшибая зазевавшихся, давя клети с курами, разбрызгивая лужи нечистот. Отмахнувшись от Крепа, повторяющего вопрос, почему кудесник сделал всё это, Рагдай поглядел вверх: безжалостное солнце прошло две трети своей дуги от Карапат до Рудных гор, подставленная ему кожа щёк теперь не горела от жара, хотя воздух ещё был жгучим. Обесцвеченное, едва голубоватое небо покрывалось прозрачными обрывками облаков. Эти облака, похожие на лебединые перья, длинные и узкие, сходились клином на запад, к Рудным горам, к ослепительному солнцу. Поперёк них в небо упирались чёрные дымы франкских погребальных костров. Ломонос и Тороп измождённо сели на землю. Опередив князя, к Рагдаю протолкался Вишена. Отстранил удовлетворённо улыбающегося Ацура:

— Зачем ты сказал им всем про золото? — Глаза конунга светились крупными сапфирами, к лицу возвратилась кровь, борода и усы топорщились, как у тюленя. — Ты клялся богами не говорить никому, кроме конунгов!

— Не было этого, Вишена, — ледяным голосом ответил кудесник. — Все и так ведали, что идут за хорошей добычей. Воеводы знали за какой. Теперь знают всё. Угомонись. Так нужно.

Вишена хотел возразить, но его перебил Стовов, с лязгом ударив грудью в подставленное плечо Крепа:

— Ты чего делишь добычу за князя? Рагдай!

— Всё потом, князь. Всё потом, — отмахнулся Рагдай, поворачиваясь туда, куда уже повернулись все, навстречу топоту приближающихся всадников. — Они летят, как если бы умер Дагобер, или сразу все авары или чума охватили всё воинство Само, или…

— Или что? — Князь упёр руки в бока. — Одурачил вконец всех, чёрная душа. Запутал в словесах своих царьградских.

— Где Стовов? Стовов! — послышались крики двух франков. Воины перед князем расступились, франки, увидев поднятую руку в кольчужной рукавице, пурпурный плащ и золото, осадили поводьями коней, отчего они, роняя хлопья пены, запрокинули головы и, содрогаясь блестящими телами, заходили из стороны в сторону, упираясь копытами в ставшую вдруг скользкой, сухую почву.