– Скоро это выяснится, – ответила Лиша. – Я сказала правду Тамосу.

– Ночь!.. – охнул Рожер. – Тогда понятно, почему он вел себя так. Я-то надеялся, дело в том, что королевские особы ненавидят жениться под прицелом арбалета.

– Я сделала ему больно, Рожер. Он хороший человек, а я разбила ему сердце.

Рожер чуть не задохнулся:

– И это все, о чем ты тревожишься? Вокруг тебя готовы разверзнутся Недра, а тебя беспокоят чувства Тамоса?

Лиша взяла с соседнего сиденья шаль Бруны и закуталась в нее, как в плащ-невидимку.

– Я беспокоюсь обо всем, Рожер. О себе, ребенке, Лощине. На меня навалилось слишком многое, и я больше не знаю, как быть. Мне ясно только, что лгать дальше нельзя. Прости, что я тебе не открылась. Надо было сделать это раньше, но я стыдилась.

Рожер вздохнул:

– Не стану добавлять мои прегрешения к вороху твоих забот. Я тоже скрыл от тебя кое-что важное.

Лиша взглянула на него, и тон ее сделался резким, как у матери, услышавшей грохот в соседней комнате.

– Что именно?

– Про ночь нашего знакомства. Когда нас с Джейкобом доставили в лечебницу.

Лицо Лиши сразу смягчилось. В ту ночь они с Джизелл несколько часов резали и латали его, накладывали гипс. И он оказался везунчиком.

– Это был Джасин Соловей, – сказал Рожер. – Тогда еще не королевский герольд, а просто напыщенная скотина, которой я сломал нос. Он и его подмастерья открыли на нас с Джейкобом охоту и однажды ночью подстерегли одних. Забили Джейкоба насмерть, а меня, прежде чем убить, заставили смотреть на это. Мне повезло, что вовремя подоспела стража.

– Рожер, это нельзя так оставлять, – нахмурилась Лиша.

– Так же решил и Гаред, – рассмеялся тот.

– И Гаред был первым, кому ты сказал? – чуть не взвизгнула она.

Рожер смотрел на нее, пока приличия не заставили ее опустить глаза.

– Я пойду к Тамосу, – наконец заявила Лиша. – Я была свидетельницей. Ему придется меня выслушать.

Рожер покачал головой: