Терн проснулся в саду герцогини, в зарослях свиного корня. Матушка предложила ему постель, но Терн уже лет десять не ночевал ни в постели, ни под крышей. С шестилетнего возраста, когда его беспечность привела к пожару и выгнала родных в открытую ночь.
Все эти годы он выживал благодаря страху. На грани срыва, чутко внимая каждому шороху, отслеживая каждое движение. Он спал урывками, всегда готовый сорваться с места. За мечеными стенами и в мягких постелях люди забывали, что за порогом караулит ночь, способная отобрать все.
А такая забывчивость сулила смерть.
Поднявшись, Терн сгреб листья свиного корня и набил ими карманы. Сорняк встречался достаточно часто, но в ночи его никогда не хватало с избытком.
Суматоха во дворце длилась до поздней ночи; крики, вызванные убийством, затихли и сменились напряженной тишиной, когда убийцу поволокли в Праведный дом. Терна все это не касалось. Его ждали в Лактоне с подмогой от герцога. Не было дела важнее, чем доставить графа Тамоса в монастырь.
Он пошел на конюшню, но там, вопреки ожиданиям, было тихо. Коней не запрягали, солдаты не собрались. Он поймал за руку женщину-конюха:
– Где граф?
Женщина взглянула на Терна и сморщила нос. Сама в навозе, а воротит нос от свиного корня? Вот к чему приводит манера спать в постели.
– Чего?
Привыкнув наблюдать за людьми из укрытия, Терн отвык от разговоров. Он знал тесийский и красийский языки, но общаться ему еще было трудно, и его не всегда понимали.
– Грили вести графа на юг. Где он?
– Его светлость граф Тамос сегодня вряд ли куда-то поедет, – ответила конюх. – Эта история с колдуном-скрипачом весь город поставила на уши.
Терн крепче сжал ее руку:
– Не могу ждать. Люди на нас надеются.
– Да я-то при чем? – вскричала работница, высвобождаясь. – Я не матушка-герцогиня!
Терн вздрогнул, на шаг отступил и поднял ладони. На руке женщины наливался краснотой отпечаток.
– Прости. Не хотел давить.
– Ничего, – отозвалась она, но руку потерла, и Терн понял, что будет синяк.
Люди – не то что недрилы. Они нежные. Можно поранить по неосторожности.