Но Инэвера прищурилась и вылущила ее центр, как луковицу из шелухи.

– Тебя тревожит предстоящая ночь.

Ашия сглотнула комок и кивнула.

– Это Ущерб, госпожа.

– Алагай Ка не показывается, искушая нас ослабить бдительность, – согласилась Дамаджах. – Вы с сестрами должны быть вдвойне настороже и сообщать мне сразу, как только заметите что-нибудь необычное.

– Обязательно, Дамаджах, – сказала Ашия. – Клянусь любовью к Эвераму и упованием на Небеса.

Инэвера продолжала ее изучать, и Ашии осталось лишь удерживать центр. Наконец Дамаджах кивнула:

– Возвращайся к себе и проведи оставшееся время с сыном.

– Так и сделаю, госпожа, – поклонилась Ашия. – Благодарю, госпожа.

Прижав к себе маленького Каджи, Ашия смотрела, как Асом и Асукаджи собираются в ночь.

Ее собственные приготовления закончились быстро – результат многолетней тренировки. Оружие и доспехи были смазаны и аккуратно разложены. Возлежа в личных покоях, облаченная в обычное шелковое платье, она могла в считаные секунды привести себя в боевую готовность.

Однако ее брат и муж расхаживали и прихорашивались, словно куртизанки. Их руки туго обтягивал белый шелк, и на виду оставались только концевые костяшки. Асом, как Ашия и ее сестры, нарисовал на ногтях указательных пальцев рук и ног Асукаджи боевые метки, покрыв их для надежности лаком.

Асукаджи сжал кулаки и мастерски выполнил серию приемов шарукина, сгибанием пальцев активируя различные комбинации меток.

– Попробуй с серебром, – сказал Асом, и Асукаджи, кивнув, подошел к стоявшей на туалетном столике лакированной деревянной шкатулке.

Внутри лежали два начищенных серебряных напальчника с метками. Они защищали верхние костяшки, и кулаки брата Ашии могли разить алагай, как молнии.

Асукаджи повторил шарукин, расслаивая движения, дабы извлечь максимум пользы из нового оружия.

– Теперь с посохом, – сказал Асом, вынув посох-кнут из гнезда и перебросив Асукаджи.

Это было славное оружие – шесть футов гибкого северного златодрева, изрезанного силовыми метками и с мечеными серебряными набалдашниками с обоих концов. Асукаджи поймал посох и раскрутил, встроив прием в шарукин. Очертания посоха расплылись. Брат двигался быстрее, чем удавалось уследить. И в руках мастера эластичное дерево, прогибаясь, наносило удары, которые выходили за границы защиты противника, тогда как твердое оружие отскакивало от них, не причиняя вреда.