Уонда держала наготове лук даже в женском крыле дворца. Никто их не тронул. Обе были грязны, от обеих разило кровью и дымом, но все их мгновенно узнавали.

Уонда открыла дверь, и Лиша поняла, что это внутренний вход в ее опочивальню. Прямиком туда она и направилась.

Но Уонда завопила, и Лиша обернулась. Великанша беспомощно распростерлась на полу, каким-то образом пришпиленная миниатюрной Сиквах. В помещении царил кавардак.

Перед Лишей возникла Аманвах:

– Где они?!

– Где – что? – негодующе уточнила травница.

Из комнаты Уонды вышла Кендалл:

– Там их нет.

– Уй! – взвыла Уонда, прижатая Сиквах ничком.

– Прости, Уон, – пожала плечами Кендалл.

– Где ты спрятала мои хора? – каркнула Аманвах, и Лиша вернулась вниманием к ней.

Не дожидаясь ответа, дама’тинг принялась рыться в карманах ее фартука.

– Убери руки! – Лиша попыталась оттолкнуть красийку, но Аманвах легко пресекла ее движение и подняла взгляд ровно настолько, чтобы ударить Лишу в плечо костяшками пальцев.

Рука мгновенно онемела, затем по ней разошлось покалывание. Висеть ей было недолго, но пока она оставалась бесполезной.

– А! – Воздев мешочек с хора, Аманвах отвернулась от Лиши, словно травница утратила важность. – Кендалл! Сиквах!

Сиквах отпустила Уонду, и женщины покорно потянулись за Аманвах в опочивальню Лиши. Только тогда Лиша осознала, что белоснежное одеяние юной дама’тинг пропитано кровью.

Уонда вскочила, сжимая в руке длинный нож. Лиша остановила ее жестом.

– Аманвах, что случилось?

Дама’тинг оглянулась:

– Подойди и будь свидетельницей, дочь Эрни. Это касается и тебя.