Джарвах потянулась за Каджи, но Ашия прижала сына к себе, и тот расплакался. Ашия прищурилась, словно не узнавая сестру по копью. В ауре обозначились замешательство и страх.
Это испугало Инэверу пуще всего прочего. Страх в ауре Ашии – что за диво? Его не было, даже когда алагай окружали город великими метками.
– Сестра, клянусь Эверамом и упованием на Небеса, что ничего ему не сделаю, – сказала Джарвах. – Прошу тебя. Дамаджах должна осмотреть твои раны.
Ашия помотала головой, но замешательство чуть убавилось.
– Защищая сына, сегодня я побывала в бездне, сестра. Нас не разлучат.
– И не будут, – сказала Инэвера. – Даю слово. Но ты наполнишься магией и можешь прижать его слишком крепко. Пусть Каджи подержит твоя сестра по копью. Они не отойдут ни на шаг.
Ашия кивнула. Джарвах приняла разбуянившегося младенца под мышки, держа его на вытянутых руках. На лице было написано, что она предпочла бы сразиться со скальным демоном. У шарум’тинг, лишенных детства, не было материнского инстинкта.
Инэвера выхватила ребенка и туго запеленала в одеяльце. Затем сунула аккуратный кулек Джарвах и прижала ее же локтем.
– Мича, унеси святую мать в подвал. Мы скоро придем. Ступай живее и никому ничего не говори.
– Да, Дамаджах, – поклонилась Мича и исчезла.
Инэвера вплыла в тронный зал на рассвете в сопровождении сестер-жен, дамаджи’тинг. Помещение уже заполнили дама и шарумы. Все галдели, взбудораженные новостями. Впереди вдоль дорожки к трону выстроились их вторые сыновья, и только Белина с откровенной ненавистью взирала на дамаджи Альэверана. Альэверан, старший сын Альэверака, занял место отца и возглавил племя Маджах – по крайней мере, временно.
Никто из дамаджи’тинг не одобрил сыновьего путча, но кровные узы были слишком прочны. Инэвера ощущала их силу, глядя на Асома, который восседал на троне и чьи глаза оставались припухшими от слез – пролитых, несомненно, по Асукаджи.
«Сын мой, за власть всегда приходится платить», – подумала она. Даже сейчас сострадание к нему смешивалось с болью от утраты Джайана. Кто-нибудь мог заявить, что младший брат убил старшего, но кости возвестили более горькую правду. Да, Асом подстрекал брата, но Джайан погубил себя сам.
– Рад видеть тебя в добром здравии, мать. Минувшей ночью я боялся за тебя.
Асом благоразумно расшторил окна, наполнив тронный зал светом, который отражался десятками новых зеркал, но Инэвере не понадобилось читать его ауру, чтобы распознать ложь.
– Мне страшно за нас всех, – ответила Инэвера, продолжая идти, по мере того как сестры-жены занимали места слева от трона, напротив новоиспеченных дамаджи. – Настолько, что я взяла под личную охрану Кадживах и моего внука. Разумеется, для их же блага.