Он все понял. Прекратил швыряться мусором. Стоит, уставившись на дуло «Глока».

Плавно жму на спуск. В последний миг проявляю неуместную жалость… Чуть сдвигаю ствол в сторону – так, чтобы пуля разнесла Андрею плечо.

Жалость действительно неуместная… Как и вся попытка застрелить «инфразвуковика» – резонансника – он бы ее купировал, даже находясь в прежних своих кондициях. Протормозил я… В общем, «Глок» не стреляет. И «чпокер» – секунду спустя – не стреляет.

Андрей смеется. У него смех безумца. И взгляд безумца. И речи тоже безумные, потому что он истошно орет:

– Я-а-а-а! Я буду его десницей! И мечом в ней!!! Я – слышишь ты, падаль??!! Я, а не ты!

А затем посреди Апрашки начинается поединок безоружного человека со взбесившейся лавиной, атакующей его со всех сторон.

* * *

Я жив исключительно из-за медлительности Андрея. А медлит он для того, чтобы я подольше мучился. А еще ему очень хочется излить все, накопившееся на душе… И он изливает. На меня. Как он замечательно жил с Леной, как они любили друг друга, пока не появился мерзкий Питер Пэн.

Тошно слушать… Лучше б мочевой пузырь опрастал. Но я слушаю: пока он говорит, я живу. Замолкнет – наверное, перестану жить…

Обидно. Могу порвать декадента голыми руками, плевком могу перешибить. Но руки коротки – даже мои длинные руки коротки, – не дотянуться. Доплюнуть, наверное, смогу, но смысл?

А поначалу все было не так плохо… Кое-как я приноровился уворачиваться от его «пальбы» и отступил подальше от груды обломков – интенсивность огня сразу снизилась, теперь ему приходилось сначала создавать себе «снаряды», расковыривая фасады зданий, а потом уж пулять ими в меня.

Решив, что полдела сделано, я метнулся в узенькую, едва протиснуться, щель между зданиями. Думал, либо исчезну из прямой видимости – пусть осваивает стрельбу с закрытых позиций. Либо он сдуру попрется за мной и на выходе из щели огребет свое.

Не сложилось. Рогоносец отчебучил нечто, не предусмотренное гениальным планом Питера Пэна. Умудрился сотворить вроде как локальное землетрясение – не просто стены рушились, но и подземные толчки хорошо ощущались.

Теперь я лежу, придавленный здоровенным обломком стены. С одной стороны обломок подпер перекрученный и вставший торчком швеллер. Андрей вмешался, взял процесс под контроль: его трудами швеллер постепенно сгибается, и плита норовит меня похоронить.

Но Андрею мало моего трупа… Слизняк желает, чтобы я перед смертью осознал всю свою мерзость и низость.

В таких ловушках мне бывать еще не доводилось… Все бессильно против тупой силы тяжести – и воля, и разум, и стальные мышцы Питера Пэна.