– Больше повторять не буду, – мягко произнес я. – Или ты сейчас же сядешь, или я разобью тебе коленную чашечку.

С тонкой усмешкой, не покидающей её уста, Кавахара медленно, сантиметр за сантиметром опустилась в ближайшее кресло.

– Хорошо, Ковач, сегодня будем играть по твоему сценарию. А затем я не поленюсь притащить эту рыбачку Сахиловскую сюда. И тебя вместе с ней. Что ты намереваешься сделать? Убить меня?

– Если это понадобится.

– Чего ради? Чтобы потешить себя, удовлетворить какие-то моральные принципы? – Последние два слова Кавахара произнесла таким тоном, будто это было название какого-то продукта. – Ты, кажется, забыл, что если убьёшь меня здесь, не пройдет и восемнадцати часов, как резервная система в Европе обнаружит это и загрузит в новый клон последнюю сохраненную копию памяти полушарий. И моей новой «я» потребуется совсем немного времени, чтобы разобраться в случившемся.

Я присел на край кресла.

– О, мне ли не знать этого. Но вот посмотри на Банкрофта – прошло столько времени, а он так по-прежнему и не знает правды. Или ты не согласна?

– Ты затеял всё это из-за Банкрофта?

– Нет, Рейлина. Это имеет отношение только к тебе и ко мне. Напрасно ты впутала Сару. И от меня тебе следовало бы держаться подальше.

– Ай-яй-яй, – с фальшивой материнской заботой запричитала Кавахара. – Ты обиделся, что тобой манипулировали. Прости ради бога. – Её тон резко сменился. – Ты – чрезвычайный посланник, Ковач. Ты живешь тем, что манипулируешь другими. В общем-то мы все живем тем же. Мы живем в огромной матрице взаимных манипуляций, и требуются нечеловеческие усилия, чтобы просто оставаться на плаву.

Я покачал головой.

– Я не напрашивался в твои игры.

– Ах, Ковач, Ковач. – Внезапно выражение лица Кавахары стало чуть ли не нежным. – Никто из нас не просит об этом. Ты думаешь, я просила о том, чтобы родиться в Городке Ядерщиков, имея отцом тщедушного карлика, а матерью – шлюху-психопатку? Просила? Нас не приглашают, нас швыряют в самую гущу, а дальше приходится барахтаться изо всех сил, чтобы удержать голову над водой.

– Или лить воду в глотку другим, – дружелюбно согласился я. – Насколько я понимаю, ты пошла в мать?

Мгновение мне казалось, будто лицо Кавахары – это маска, вырезанная из тонкой жести, за которой бушует пламя. Её глаза вспыхнули яростью, и если бы не ледяное спокойствие «Потрошителя», я бы испугался.

– Убей меня, – стиснув зубы, процедила она. – И постарайся извлечь из этого как можно больше удовольствия, потому что тебе придётся дорого заплатить за всё, Ковач. Ты думаешь, это революционеры с Нового Пекина страдали, умирая? Обещаю, что я открою новые границы страданий для тебя и для твоей шлюхи, воняющей рыбой.