Вспыхнув от гнева, она отошла к краю платформы и остановилась, глядя прямо перед собой.

Я смерил менеджера взглядом:

– Хэнд, да что с тобой такое? Я же тебе вроде говорил, полегче с ней. Архитектура на тебя так действует, что ли?

Оставив его рядом с трупом, я подошел к Вардани. Она стояла, обхватив себя руками и опустив голову.

– Прыгать вниз собралась?

Она сердито фыркнула:

– Вот ведь говна кусок. Он бы и на райские врата налепил корпоративную голометку, если бы их нашел.

– Не уверен. К вере у него довольно трепетное отношение.

– Да ну? Что-то вера совсем не мешает его коммерческой деятельности.

– Ну, это же организованная религия.

Она снова фыркнула, но на этот раз и от смеха, и тело ее слегка расслабилось.

– Не знаю, чего я так разошлась. Я все равно не могу исследовать останки – у меня и инструментов-то с собой нет. Пусть себе висит, где висит. Кого все это вообще колышет?

Я с улыбкой положил руку ей на плечо.

– Тебя, – произнес я мягко.

* * *

Купол над нашими головами был прозрачным как для радиосигналов, так и для видимого спектра. Сунь прогнала базовые тесты на тех приборах, что у нее были при себе, после чего мы все отправились обратно к «Нагини», откуда вернулись с буем и тремя ящиками инструментов, которые могли пригодиться Сунь. В каждом зале мы помечали маршрут янтарными «улитками» и, к вящему огорчению Тани Вардани, иллюминиевой краской.

– Она смывается, – голосом, исполненным равнодушия, заверила ее Сунь.

Даже при помощи двух гравподъемников буксировка буя оказалась делом долгим, сложным и к тому же предельно раздражающим из-за пузырьково-хаотической структуры корабля. После того как мы сгрузили оборудование на краю платформы, на почтительном расстоянии от мумифицированных останков прежних обитателей, я почувствовал себя совершенно разбитым. Лекарства уже ничего не могли поделать с разрушительным воздействием радиации, бушующим в клетках.