– Ну да, попытаешься, старик.

– Ты понимаешь, что наделал? Ты хоть представляешь, кого сейчас убил?

Он покачал головой в наигранной печали.

– А у тебя правда давно прошел срок годности, да? Думаешь, я вернусь к семье Харланов с трупом, когда могу захватить живую оболочку? Мне не за это платят. Это шок-граната – к сожалению, последняя. Не слышал, как она шарахнула? Трудно перепутать, если недавно бывал в боевых действиях. А, ну да, ты же и не бывал. Ударная волна вырубает, вдыхаемая молекулярная шрапнель фиксирует состояние. Она пролежит весь день.

– Мне не надо читать лекции о военной технике, Ковач. Я, блин, был тобой, и бросил ради чего-то поинтереснее.

– Неужели? – в пугающе голубых глазах вспыхнула злость. – Это ради чего же? Низкопробной преступности или провалившейся революционной политики? Мне сказали, ты всем успел побаловаться.

Я сделал неровный шаг и увидел, как он подобрался в боевую стойку.

– Что бы тебе ни говорили, я видел на век рассветов больше твоего. И теперь я их у тебя отниму.

– Да? – он с отвращением хмыкнул. – Ну, если они довели тебя до того, кем ты стал, ты только сделаешь мне одолжение. Потому что плевать, что со мной будет, – главное, чтобы я никогда не стал тобой. Лучше сам прострелю себе стек, чем буду стоять на твоем месте.

– Тогда, может, так и сделай. Сэкономишь мне время. Он рассмеялся. Кажется, смех должен был быть презрительным, но у него не получилось. Слишком много нервов и эмоций. Он махнул рукой.

– Блин, почти хочется тебя отпустить, так тебя жалко. Я покачал головой.

– Нет, ты не понимаешь. Я не дам тебе забрать ее обратно к Харланам. Все кончено.

– Тут ты охренеть как прав. Поверить не могу, как же ты запорол свою жизнь. Только взгляни на себя.

– Лучше ты взгляни на меня. Это последнее лицо, которое ты увидишь, мелкий тупой ублюдок.

– Только не надо мелодрамы, старичок.

– О, это, по-твоему, мелодрама?