* * *

…В начале мая эшелон остановился на безымянном разъезде. Впереди голубел Селигер, еще покрытый льдом. За ним возвышались колокольни, белели двухэтажные дома. Это был Осташков.

– Выгружайтесь! – поступила команда.

Вагоны опустели. Люди, лошади, пушки, повозки скрылись в лесу. После обеда 732-й полк выступил на марш. Иногда останавливались у болота или озера. Разувшись, шли по холодной воде, чтобы снять усталость. Через три-четыре минуты обувались и шагали дальше, пока не прибыли на позицию.

Трофим Воронин умывался в прозрачном ручье, брился на пенечке, обросшем мхом, спал на мягких пихтовых ветках. Пил березовый сок и остуженную заварку малиновых стеблей.

Весь день рыли траншеи, окапывались, и ничего не было лучше под вечер, чем набросить на усталые плечи сухой ватник и опуститься в траву рядом с землянкой, где жили повара. Тотчас появлялись два котелка – один с горячей пшенной кашей, другой с чаем. На расстеленное полотенце ложились ломтики свежего, пахучего черного хлеба, кубики сахара…

– Подкрепляйся! – сверкнул зубами Хасан Сабиров, помощник командира взвода.

Прислонив винтовку к стволу березки, Воронин вынул ложку из-за голенища сапога. Пшенка – вещь!

Было тихо, только доносился осипший голос комбата:

– …Оборудовать командный и наблюдательный пункты, основные и запасные. Подготовить щели. Окопаться. Полная маскировка. Закодировать карты, переговорные таблицы и таблицы радиосигналов. Открытые разговоры запрещаю. И еще. Побольше перебросьте «свеклы», «фасоли», «гороха» и немного «керосина». Высылаю десять человек…

Трофим Воронин был бойцом бывалым и знал, что перечисленные овощи и топливо суть противотанковые и противопехотные гранаты, патроны и бутылки с горючей жидкостью КС. За ночь группа старшины Аношко совершила два рейса и пополнила запас боеприпасов, плюс хлеба на два дня, концентратов, сахара и махорки.

Воронин сыто зевнул. Эх, храпануть бы сейчас минуток шестьсот…

Неожиданно по небу разнесся гул – это из-за леса выплыл самолет-разведчик «Фокке-вульф». Его называли «рамой».

Наглый «фока» выведывал, что у русских на переднем крае. Воронин глядел навстречу немецкому летуну, шептал неудобопроизносимые выражения и не заметил, как подошел командир батальона.

– Любуемся? – в голосе комбата звучала ирония. – Второй день глаз отвести не можешь от этой «рамы», а она летает себе да летает. Хоть бы попугал ее, что ли.

– Это можно, товарищ майор…

– Так за чем же дело стало?

– Думаю, товарищ майор, где достать колесо с осью. Да не одно…

Комбат уловил мысль рядового.

– А если к утру колеса будут – подобьешь?