Толпа надвигалась, слышались крики, проклятия, ругань. Но мои защитники ощетинились бердышами, и бунтовщики заробели.

– Хорошо, – объявил вдруг Шуйский, – сделаем, как вы просите.

Он обернулся к Голицыну-младшему и приказал:

– Князь Иван, скачи в Вознесенский монастырь к царице, поклонись ей от всех нас и спроси про Димитрия. Да поскорее возвращайся, слышишь? Пора кончать с ним, а то народ всех ляхов на посадах вырежет, а нам потом перед Сигизмундом ответ держать.

Голицын ускакал, а стрельцы оттащили меня к ближайшей стене и посадили возле нее. Боль в груди мешала дышать, я кусал до крови губы, но терпел. Бунтовщики стояли рядом, кричали, оскорбляли меня и требовали назвать свое настоящее имя. Я, едва дыша, упорно бормотал:

– Димитрий, сын Иоаннов…

И вот толпа разом обернулась: к нам спешил Иван Голицын. Еще не приблизившись, он прокричал:

– Царица ответствовала – ее сын убит четырнадцать годов назад в Угличе!

Ни в какой монастырь этот негодяй, конечно, не ездил, но бунтовщики ему поверили. Толпа двинулась на меня, паля в воздух, стрельцы, растерявшиеся от ответа Марфы, опустили бердыши, а я в ужасе оглядывался, ища спасения. Вокруг стоял дикий шум: крики, грохот выстрелов, заливистый лай облезлой собачонки, которая прыгала тут же, норовя укусить кого-нибудь за ногу. Мне редко приходилось видеть такое светопреставление, как в тот момент.

Понимая, что надо спасаться, я вытянул руку, пытаясь дотянуться до одного из стрельцов, но не смог и снова упал на землю. Я понимал, что это последняя минута моей жизни, и пытался коснуться хоть кого-нибудь, чтобы успеть переселиться в другое тело, но все мои защитники отступили, а ухватить кого-то из надвигавшейся на меня толпы было невозможно, меня бы тотчас разорвали.

И тут вперед протиснулся один из мятежников с ружьем, направленным на меня.

– Да что с ним разговаривать! Вот я благословлю этого польского прохвоста! – крикнул он, и я понял, что сейчас он выстрелит.

В то же мгновение я почувствовал резкую боль в руке. Помню, мелькнула удивленная мысль: выстрела еще не было, так что ж меня ранило? Я скосил глаза и увидел, что в мою ладонь зубами вцепилась та самая шавка. Мне хватило доли секунды, чтобы принять решение. «Твоя душа во мне, моя душа в тебе», – мысленно проговорил я как можно быстрее, и тут раздался выстрел.

Но я его уже не почувствовал: справившись с привычным головокружением, я обнаружил перед своими глазами множество ног, окровавленное тело Димитрия и понял, что переселение удалось. Я взвизгнул от радости и в ту же секунду получил удар в бок от какого-то обозленного простолюдина. Отлетев в сторону, я перевел дух и заковылял подальше от этого жуткого места.