— Даже в страшном сне мне не могло присниться, что я буду участвовать в революции, — слегка нервно хмыкнул сидящий у окна с левой стороны Адамас. Аспитис оглянулся на него с переднего пассажирского места: сын Рэкса, когда-то не задумавшись спасший его от Эдриана, а сейчас полностью зависящий от его умения ориентироваться в критической ситуации, с искривившимися губами наблюдал за творящимся снаружи машины. В попытке создать образ важного человека он вместе с костюмерами в итоге остановился на однотонных тёмных брюках и белой рубашке с коротким галстуком — и, кажется, сейчас Адамас ощущал себя в этом крайне неуютно. Но, раз из бывшего бандита Домино Кирсте, не выказывающего, кстати, вообще никакого беспокойства, сумели сделать чуть ли не спикера ГШР, куда деваться сыну его негласного лидера?

— Какие твои годы, — усмехнулся Аспитис, переводя взгляд на Домино и пытаясь понять по его лицу, что он на самом деле думает по поводу предстоящего им мероприятия. Аурис неожиданно повернулся к нему и мягко улыбнулся:

— Вы не переживайте, Мессия. И ты, Адамас, тоже лицо попроще сделай. Будете запинаться, я помогу — не в первый раз уже. Рэкс в плане пресс-конференций на мне с самого моего прихода катался. Главное, не давайте волю разрушительным эмоциям, — то ли посоветовал, то ли приказал он, и Аспитис с Адамасом почти синхронно кивнули.

На подъездной дорожке к парадному входу в Правдом Диллза остановила «ворона», и Аспитис вышел первым под конвой другой группы охранников — здесь уже сплошь бывшие эмдэшники четвёртых-пятых уровней. Пока выбирались Адамас и безмятежно жмурящийся Домино — в светло-коричневом костюме, за пиджаком которого скрывалась кобура с пистолетом, — Мессия отыскал глазами Гирта: кейер оказался за кордоном, почти у входа в здание; поймав взгляд командира, он успокоительно кивнул. С серого, с утра заволочённого тяжёлыми тучами неба начал мельчить косой дождь, и прибывшие «голоса слияния» заторопились внутрь здания.

Удивительно, но всех журналистов уже загнали в конференц-зал: в огромном холле первого этажа не было никого, кроме вытянувшейся в струнку охраны. Миновав их цепочку — за спинами различные портреты глав правительства за разные годы, депутатов парламента, а также обоих «президентов» Пикеровых, — по тёмно-зелёной ковровой дорожке Аспитис с Адамасом по левую руку и с Домино по правую добрался до огромных двустворчатых дверей из ценной, мраморной, породы дерева и первым вошёл в зал.

Очередная толпа зашумела, завидев его, и сдерживающие журналистов охранники сомкнули ряды, не давая им выйти за пределы предназначенной для них зоны. Защёлкали вспышки, операторы стали спешно переводить объективы своих камер, особенно выцеливая Аспитиса, но тот лишь приветственно улыбался. «Властимир», его прежние вассалы, вездесущая «Максима» — на этот раз, само собой, без Гидеона, — много других крупных газет и каналов, так или иначе управляемых теми или другими, — покажешь хоть толику страха, разорвут за милую душу. Аспитис взошёл на сцену и занял центральную трибуну, Адамас разместился справа от него — очки отлично скрывали его неуверенность в себе, но и без этого парень неплохо держался для человека, вдруг оказавшегося без всезнающего защитника-отца. Домино встал слева, скользнул взглядом по букету микрофонов, потом по залу — словно за горизонт посмотрел — и первым сказал подчёркнуто официальным тоном: