— Это называется общение с простыми людьми. А что было бы, если бы дали автономию. Как будто никого, кроме меня, это не интересует. Это ведь и ваша родина.

— Моя-то моя, но…

— О, да брось, господин приграничник, — вступился за Адамаса Киллиан. — Зато теперь знаем, на что упирать. Вам обоим пригодится. И вообще, я спать, так что отставить разговоры.

В момент он улёгся прямо между Домино и Цезарем и прикрыл глаза. Адамас, торжествующе улыбаясь, привалился к спине хиддра и, поскольку сна не было ни в одном глазу, стал просто смотреть в темноту. За те полгода, что у него не было протезов, он научился пребывать в собственных мыслях без какого-либо занятия — а их ситуация, несмотря ни на что, не сильно отличалась от его предыдущего опыта.

— Пойду покараулю, — бросил Цезарь, и через секунду полог палатки плеснул брезентом, опускаясь за ним. Домино хмыкнул, но ничего не сказал.

Для Адамаса отмеренные два часа пролетели незаметно, в тишине и сопении действительно уснувшего Киллиана. Хиддр поднял голову как раз примерно по истечении этого времени, и хорон поразился. Вот уж у кого железные нервы! А ведь он наверняка ни на одной операции в своей жизни не был — Кит как-то оговорился, что столь ценные кадры, особенно почти что свалившиеся ему на голову, он на миссии, требующие оружия круче шлицевой отвёртки, не отправляет. Что же там скрыто такого в прошлом Киллиана, появившегося в ГШР из ниоткуда в уже ощутимо взрослом возрасте, что он и спит спокойно во вражеском лагере на подступах к обиталищу садиста-маньяка Брутуса, и просыпается по часам?

Впрочем, не просто так же его сюда отправили?

— Ну как, идём? — спросил Киллиан, и Домино меланхолично отозвался:

— У командира единственного есть часы. Как сунется к нам, так и…

— Ну как, идём? — в палатку вошёл Цезарь, и Домино поперхнулся, закашлявшись. — Два часа прошло. Лагерь почти весь утих. Отсюда даже границу Семере видно. Судя по тому, что оттуда слышно, минуем мы её без труда.

— Пьянствуют? — понимающе спросил Домино, и терас хмыкнул.

— А ты сомневался?

Покинув палатку, один за другим они двинулись к границе города, выбирая места потемнее, чтобы не сильно бросаться в глаза бодрствующим лагеря. Адамаса на всякий случай Киллиан всё так же тащил на себе — если уж кто-нибудь их поймает, пусть примут за лагерных раненых, решивших совершить на закрытый семерский госпиталь тайный набег. К тому же в таком случае меньше вероятность, что их сдадут часовым «собратья по несчастью».

Ведущий их группу Цезарь, пристально следящий за обстановкой на импровизированной границе — завалы мешков с песком да загородившие проход военные машины, — заставил всех замереть за самой крайней, явно нежилой палаткой, а потом рысью переместиться прямо к одной из машин, которую только что оставили часовые, судя по гоготу, отправившиеся за добавкой. Буквально за их спинами диверсанты скользнули в проём между машиной с разбитым лобовым стеклом и заграждением из мешков — от другого автомобиля их надёжно заслоняло это самое заграждение, а владельцы этого явно не слышали ничего, кроме себя. Сразу от границы начинался лабиринт переулков — и теперь уже Домино, в своё время исходивший Семере вдоль и поперёк, повёл группу.