– Второй ходок – охотник. Весь в шкуры да меха укутанный. Ни клочка ткани на нем, словно торгу у них нет ни с кем. С собой тюк меха соболиного принес, да не абы какого. Мех чистый, зимний…

– А он что хотел?

– Разрешение на торжище просил. Мол, на наших землях, на востоке, соболя они бьют. Село у них кочевое. Летом на одном месте живут, у реки рыбу ловят, а зимой промысел ведут соболиный и за соболем кочуют от стоянки к стоянке. Обещал за право на торжище торговать соболиных шкурок большой тюк.

Третий – степняк с юга. Там огнепоклонники живут, но у наших земель жила семья степняков. Огнепоклонники их к себе в города не пускают, торговать не дают, да и если беда какая – не помогут, а то и масла в огонь подольют. Степняк тот просит права на землях твоих жить и детей своих на твоей земле растить. Хочет тебе поклониться, в услужение семью свою согласен отдать.

Четвертый ходок – с рек на востоке, рыбак. Там живет народ вдоль большой реки. Реку ту называют Иртын. Народ тот рыбы промысел ведет. У них последний ведун по весне помер, и теперь просятся под твою руку, говорит, таков наказ ведуна был, нельзя без ведуна. Рыбак тот с мешком соли по воде пришел. Говорит, в их краях та соль как камень из земли растет.

– Дела… – прожевав, произносит ведун. – Тут с наскока не решить. Надо со старостой и главами родов думать.

– Думать потом будешь, ты ешь давай, – перебила ведьма Песта. – Ходоки четвертый день ждут, подождут еще…

– А сколько я спал? – хмурясь, спрашивает Пест. – Четыре дня?

– Почти десяток дней, – хмыкнув, отвечает Кара'кан. – Один раз тебя будила, чтобы староста слово молвил. Остальное время я тебя свой силой во сне держала.

Пест вздыхает и трет ладонями лицо:

– Луна полная была? – Кара'кан кивает в ответ. – Людвига на проклятье смотрела?

Снова кивок.

– Ну?

– Посмертное проклятье на нем лежит и на три колена еще лежать будет. В ночь полной луны у него видения будут. За рыргову долю, – ведьма встала из-за стола и вновь отправилась к печке, вновь взяв в руки ухват и начав шевелить им угли. – В эту луну он с матерью рырговой лесами бежал. Говорит, бежал так, как никогда раньше не бегал.

– А чего бежал? – спросил Пест, откусив картофелину.

– От смерти бежал, от нас, от людей, убегал.

Пест замер, не дожевав кусок, и, вздохнув, отложил картофелину в сторону.

– Силы выброса не было?

– Не было. Под утро, с рассветом, в постели сел и, как обухом стукнутый, до обеда так и просидел. В тот день смурной ходил, как подменили. На второй день отошел и за то рассказал. Тебе тоже рассказывал, когда я тебя к слову старосты будила…