Она так и лежала, пока не пошел дождь – мглистый и ласковый, как всегда в Халландрене. Ее целовали в щеку капли, по стенам бежали ручейки.

Она была голодна и измучена. Но дождь немного прояснил голову.

Нужно идти. Грабитель был прав: платье только мешало. В рубашке она чувствовала себя голой, особенно теперь, когда та намокла, но ей попадались в трущобах женщины в таком же скудном облачении. Пора продолжить путь и примкнуть к многочисленным бродягам, что обитают в здешней мерзости.

Вивенна подползла к мусорной куче, из которой торчала какая-то тряпка. Вытянула наружу грязную, вонючую шаль. Или, может быть, коврик. Не важно. Она плотно закуталась в нее и прикрыла грудь, чтобы придать себе вид скромницы. Попробовала вернуть черный цвет волосам, но те не подчинились.

Она села, погрузившись в слишком глубокую апатию, чтобы расстроиться. Вместо этого попросту втерла в волосы грязь, и белые локоны стали тошнотворно коричневыми.

«Все равно они чересчур длинные, – подумала она. – С этим надо разобраться. Они выделяются. Никакая нищенка не отпустит таких – трудно ухаживать».

Она двинулась прочь из переулка, затем остановилась. Шаль, оказавшись на ней, сделалась ярче.

«Дохи. Меня немедленно заметит любой, кто достиг первого повышения. Мне не укрыться в трущобах!»

Нехватка доха, посланного в веревку, еще ощущалась, не говоря о том, что она потратила на плащ Тонка. Но большая часть осталась при ней. Вивенна съежилась у стены, чуть снова не впав в прострацию, обдумывая свое положение.

И тогда кое-что поняла.

«В погребе ко мне подкрался Тонк Фах, и я не уловила его доха. Как и Вашера, когда тот притаился в моей комнате».

Ответ предстал до нелепого простым. Она не ощущала доха в своей веревке. Вивенна подобрала ее и обмотала вокруг лодыжки. Затем расправила перед собой шаль. Вещь выглядела донельзя убого – истрепана по краям, первоначальный красный цвет едва пробивался сквозь глубоко въевшуюся грязь.

– Моя жизнь – к твоей, – повторила Вивенна слова, которых добивался от нее Дент. – Мой дох – стань твоим.

То же самое произнес Лемекс, когда отдавал ей дох.

Получилось и с шалью. Дох Вивенны, весь целиком, вылетел из тела и вошел в ткань. Это не было командой – шаль ничего не смогла бы сделать, но дох, оставалось надеяться, пребудет в безопасности. Материя не сумеет распространять ауру.

Опустошение. Вивенна чуть не упала, лишившись всего. Если раньше она чувствовала вокруг себя город, то теперь все замерло. Как будто выключили звук. Город омертвел.

Или, может быть, омертвела сама Вивенна. Превратилась в бесцвет. Она медленно выпрямилась, дрожа под изморосью, и стерла влагу с глаз. Затем запахнулась в шаль со всеми дохами и шаркающей походкой побрела прочь.