– Клянусь, ты с каждым днем все более странный, – сказала она.

– Вообще-то, нет, – возразил он. – В этом конкретном утверждении ты вовсе не клянешься. Если только не предлагаешь нам клясться личными местоимениями. «Ты!» Тогда получится: «Во имя тебя – что ты делаешь?»

Она буркнула невнятное.

Он взглянул на нее:

– Пока я твоего недовольства ничем не заслуживаю. Я еще только начал. Тебя должно раздражать что-то другое.

– Всематерь, – ответила она.

– Что, так и не отдает тебе команды?

– Теперь отказывается даже разговаривать со мной.

Жаворонок бросил камешек в вазу.

– Ах, если бы Всематерь знала, сколь освежающе действует раздражение, которого она себя лишает, отказываясь от общения!

– Я никому не докучаю! – вспылила Рдянка. – Я правда была с нею довольно обходительна.

– Тогда подозреваю, что загвоздка в тебе, – сказал Жаворонок. – Мы боги, моя милая, и быстро устаем от нашего бессмертного бытия. В эмоциях, понятно, мы ищем крайностей – не важно, приятных или нет. В определенном смысле значение имеет лишь абсолютная величина эмоции, а не ее положительный или отрицательный заряд.

Рдянка не ответила. Замолчал и Жаворонок.

– Жаворонок, дорогой, – сказала она наконец. – Во имя тебя – что это значило?

– Я точно не знаю. Само вырвалось. Впрочем, я могу представить смысл умозрительно. С цифрами.

– Ты здоров? – спросила она с искренним беспокойством.

В его сознании ожили картины боев. Лучший друг – человек, которого он не знал, – умирал, пораженный в грудь мечом.

– Не уверен, – ответил Жаворонок. – В последнее время мне многое странно.

Рдянка помолчала.

– Хочешь, вернемся ко мне во дворец и пошалим? Мне от этого всегда бывает лучше.