Жаворонок не ответил.

– Ваша милость, простите меня. Нельзя было на вас орать.

– Что хорошего в божественности? – прошептал Жаворонок.

Тишина. На стенах тесной камеры мерцали светильники. Никто не унес тело Рдянки, хотя двух жрецов и безжизненного оставили присматривать за Жаворонком. В нем все еще нуждались – вдруг он соврал насчет кодовых слов.

Он этого не сделал.

– Что? – наконец переспросил Лларимар.

– Что хорошего? Мы не боги. Боги так не умирают. Небольшой порез. Не шире моей ладони.

– Я скорблю, – сказал Лларимар. – Она была хорошей женщиной, даже среди богов.

– Она не была божеством, – возразил Жаворонок. – Как и все мы. Если сны привели меня к такому финалу, то они лживы. Я всегда знал правду, но меня никто не слушал. Разве можно не внимать тому, кому поклоняешься? Тем более если он просит этого не делать?

– Я… – Похоже, Лларимар не сумел подобрать нужных слов.

– Они должны были понять! – прошипел Жаворонок. – Правда же очевидна! Идиот. Не бог, а писец. Глупый писаришко, которому позволили несколько лет изображать бога! Трус!

– Вы не трус, – сказал Лларимар.

– Я не сумел ее спасти. Вообще ничего не смог. Сидел и голосил. Будь я храбрее, объединился бы с ней и возглавил войска. Но я не решился, и вот она мертва.

Молчание.

– Вы были писцом, – наконец тихо произнес Лларимар в сырое и душное пространство. – А также одним из лучших людей, каких я знал. Вы были моим братом.

Жаворонок поднял глаза.

Лларимар смотрел из-за прутьев на мигающий настенный фонарь.

– Даже тогда я был жрецом и служил во дворце Добровея Честного. Я видел, как он лгал, занимаясь политическими интригами. Чем дольше я с ним находился, тем слабее становилась моя вера.

Немного помолчав, он продолжил:

– А потом вы умерли. Погибли, спасая мою дочь. Ту самую девушку из ваших снов, Жаворонок. Описание безупречно. Она была вашей любимой племянницей. И наверное, останется. Если вы не… – Он покачал головой. – Когда вас обнаружили мертвым, я потерял надежду и решил уйти с должности. Я опустился на колени возле вашего тела, обливаясь слезами. И тогда заиграли цвета. Вы подняли голову, а тело изменилось – оно стало больше, мышцы окрепли. И я понял. Мне стало ясно, что если для возвращения избрали такого, как вы, – человека, погибшего ради спасения другого, – то Радужные тона существуют. Видения были подлинными. И боги – тоже. Ты вернул мне веру, Стеннимар.