– Где ты это раздобыл? – полюбопытствовал Доггинз.

– В машине.

Тот только странно покосился, но ничего не сказал.

Квартира, как выяснилось, состояла из кухни и двух спален. Стены кухни покрывала темная плесень, а красная плитка на полу была наполовину завалена обвалившейся с потолка штукатуркой. А вот в спальнях оказалось на удивление сухо, к тому же там нашлись одеяла, пуховики и подушки. Люди заинтересовались обнаруженной в платяных шкафах одеждой, некоторые даже попытались примерить. В целом сошлись на том, что мужская одежда тех давних времен – особенно штаны – так же смешна, как и нелепа, а вот женские платья ничего, более-менее практичные.

Уллик обнаружил стенной бар, полный бутылок и бокалов. Глаза у Доггинза заблестели, он разглядывал какую-то бутылку с янтарной жидкостью.

– Шотландское виски. Древний напиток вроде вина. Я однажды случайно нашел такую в затопленных развалинах.

Он отколупнул с горлышка фольгу, свернул пробку и понюхал, затем под обеспокоенные взгляды поднес бутылку к губам. Все с тревогой следили, ожидая, что он сейчас свалится или начнет отплевываться, а тот, наоборот, лишь звучно причмокнул и приложился еще раз, дольше прежнего. Протянул бутылку Найлу:

– Попробуй-ка.

Найлу напиток показался до крайности неприятным и на вкус, и на вид, совсем не как та золотистая жидкость, что они на двоих отведали с Одиной в ладье. Однако через несколько минут до него дошло, что действие у напитка во многом то же: смягчает, обволакивает приятной теплотой, и настроение повышается. Глядя, как другие разливают огнедышащую жидкость по бокалам, Найл ощутил такой прилив чувств, что даже сам удивился. Ему показалось, будто все участвуют сейчас в каком-то странном мистическом обряде или ритуале кровного братания. Ощущение длилось несколько секунд, но было при этом удивительно насыщенно. Впервые в жизни Найл был так дивно, до краев преисполнен любви к соплеменникам, ко всему человечеству. Эти парни, которых он и по именам-то толком не знал – Уллик, Йорг, Криспин, Гастур, Ренфред, Космин, – сделались внезапно так же дороги, как родная мать или брат.

Огонь светильников постепенно повысил температуру, в комнате установилось приятное тепло. И тут все учуяли неприятный запах гниющей плоти. Найлу он был уже знаком, поэтому он через секунду понял, что исходит запах от тела, распростертого в углу. Лицо трупа сделалось лиловым, а лодыжки и запястья стали распухать. Царапина на внутренней стороне предплечья превратилась в черную зияющую рану – смрад, похоже, исходил в основном от нее. Тело Киприана отволокли на кухню и оставили лежать под столом. Милон, помедлив, накрыл его еще и пластиковой клеенкой. Настоял и на том, чтобы один светильник из почтения оставили гореть рядом на табурете (Киприан был ему двоюродным братом).