И вот уже и пехотные полки втягиваются в город. Синежупанники ещё сильнее походят на реку. Они шагают плотными рядами, ощетинившись ружейными стволами во все стороны. Катят пулемёты, расчёты которых готовы мгновенно залечь, чтобы дать отпор любому врагу.

Там, где идут пехотинцы, свиста нет. По ним сразу открывают ураганный огонь. На патроны не скупятся. Пулемёты выплёвывают ленты в одну бесконечно длинную очередь. Синие жупаны тут же принимаются палить в ответ. Строй пехоты как будто взрывается единым мощным залпом, окутывается клубами едкого порохового дыма. В окна домов летят разом сотни гранат. Пулемётчики валятся на землю, но далеко не все они убиты или ранены, просто только так можно открыть по врагу ответный огонь.

Стиснутые узостью улиц, синежупанники прорываются на большие площади, где уже можно вздохнуть спокойно. Можно было бы – если бы не цепи солдат в серой форме Блицкрига и зелёной – гетманских стрельцов. А ещё чёрно-белой – бельковцев, чёрно-красной – вешняковцев и зелёной, ещё царских времён, — дроздовцев. Залпами встретили они выбравшихся из теснины улиц и улочек гайдамаков. Кинжальный огонь пулемётов рассекал только начавших строиться хоть в какое-то подобие боевых порядков синежупанников. Те отстреливались, хоть и валились на окровавленную мостовую едва ли не сотнями. Самые же отчаянные ринулись на врага в штыковую. И если бы было их больше, то исход боя мог бы оказаться совсем иным. Но их оказалось слишком мало, чтобы переломить ситуацию даже на одной площади или широкой улице, перегороженной вражескими цепями.

И пехота отхлынула от города. Отступали полки, преследуемые врагом. Синежупанники продолжали отстреливаться, хотя патронов оставалось очень мало. А там, где их всё же настигали, отбивались штыками до последнего. Никто и не подумал сдаться в плен. А вот те, кто вносил панику, обращаясь в бегство, были, что уж греха таить. Ослабели духом гайдамаки под таким сильным истребляющим огнём. Они неслись через сгоревшие слободки, срывая с себя синие жупаны и хвостатые шапки, закидывая куда подальше винтовки. Они бежали от верной смерти. Да только убежать от неё им было не суждено. Потому что надо городом поднимались аэропланы. Они заходили на боевой разворот, расстреливая отступающих гайдамаков, обращая в бегство даже самых крепких духом. Ведь как тут не побежать, когда по тебе палят со всех сторон, да ещё и сверху. Там же, где синежупанники организовывали хоть какие-то очаги сопротивления, сбиваясь в большие группы, тут же сыпались бомбы. Конечно, не столь страшные, как обрушивали на города крепости небесные корабли, но и их вполне хватало. Когда рядом с тобой сразу пять или шесть боевых товарищей в одну секунду превращаются в кровавые ошмётки, это очень страшно. Когда наступаешь, это ещё можно пережить, ведь идёшь на врага, и всегда можешь подогнать себя мыслью о том, что отомстишь. Но если отступаешь – тут совсем другое дело.